Книга Все началось с развода, страница 93 – Анна Томченко

Альберт не имеет права куда-либо исчезнуть именно сейчас, потому что это его ребёнок, потому что он знал, что он делал, когда ложился в постель с другой женщиной.

А ребёнок никого не просил, чтобы его рожали.

Ребенка в этом случае никто не спросил.

И самое чудовищное, что ни один, ни другая не задумывались над тем, что для достижения собственных целей они калечат человеческую жизнь.

— Да, Зин, я услышал тебя. Нет, я созваниваюсь с ментами. Да, волонтёров подключили, по камерам последний раз машина мелькала в центре. Да.

Я стояла на первой ступеньке лестницы, и до меня доносился голос сына, который сидел в зале и разговаривал со старшей сестрой.

Я не совсем понимала, что происходило.

Меня затапливала боль за этих двоих.

Потому что у них ничего не болело, у Альберта ничего не болело, у этой идиотки Эллы ничего не болело. Каждый из них решил, что может обыграть судьбу, каждый из них подумал, что может ценой жизни заставить другого человека принадлежать ему.

Я не стала спускаться, села на этой первой ступеньке. И спрятала лицо в ладонях.

Холодный липкий пот пропитывал одежду, от этого она становилась влажной, волглой, какой-то натянуто сырой, как будто бы сейчас не лето, а промозглая осень, когда даже в воздухе мелькает и струится вот эта влажная хмарь. А ещё аромат почему-то речной ряски и тины. И совсем уж дурацких мшистых камней.

Два человека разрушили безумное множество жизней: мою, свои, детей и ребёнка, который никому не нужен.

Вот уж что правда говорят, дети не должны отвечать за грехи своих родителей, но почему-то отвечают:

И слезы лились горькие, крупные, которые я не могла остановить.

Чтобы задушить собственного ребёнка, это надо сойти с ума. Чтобы бросить собственного ребенка, это надо быть чудовищем.

А он знал, что она родила.

Я позвонила, я предупредила, он все прекрасно знал.

— Ты как? — Гордей поднялся по лестнице и сел на пару ступенек ниже меня на корточки. Схватил горячими ладонями мои щиколотки. — Мам, ты как? Повторно спросил сын, а я закачала головой, зажала ладонью нос. — Мам, все будет хорошо.

Я знала, что все будет хорошо, но я никуда не могла деться от этой боли, которую на меня спихнули два предателя, одна предавала ребёнка, другой предавал меня.

Гордей потянул меня на себя, обнял. Погладил по спине.

— Идём, идём вниз, я тебе чай наведу.

Я ни чая не хотела, ни разговоров.

Я просто хотела проснуться и понять, что все это был дурацкий сон.

Нет, не развод.

А все, что случилось после, все, что началось с развода. Мне казалось, что развод ставит точку, но развод это всего лишь многоточие в жизни двух людей, которые когда-то были любимыми друг для друга.

Почему я говорю когда-то?

Потому что, если бы он меня любил, он бы мне не изменял. Если бы я его не любила, я бы его простила. Но это тот дурацкий случай, когда любви с избытком. А у неё есть дурацкая возможность превращаться в ненависть, и чем больше одного, закономерно становится до безумия много второго.

Горячий чай обжигал губы, но в то же время согревал холодные руки.

— Я даже не знаю, что делать. — Тихо произнёс Гордей, и я прислушалась. Он снова разговаривал с Зиной. — Нет, Зин, нет, надо быть идиоткой, чтобы так считать. Я не буду ни о чем с матерью разговаривать, как ты этого понять не можешь, и ты с ней не поговоришь. Я трубку просто не дам. Если ты не отупляешь элементарной юридической ситуации с тем, что ребёнок по факту сейчас отправится в дом малютки, то мне тебя очень жаль. Они не в браке. Он не признал своё отцовство. Отцовство надо доказывать через суд, чтобы доказать отцовство.