Книга Миллиарды Арсена Люпена, страница 105 – Морис Леблан

Самая горячая пора наступает в полдень, когда рабочие выходят с заводов на обед, и повторяется в пять часов, когда подбиваются итоги дня.

Вечером заведение превращается в игорный притон. Иногда там дерутся. Частенько напиваются. И в этот момент Тома Ле Бук – по-французски «Букмекер» – становился важной фигурой. Тома Ле Бук играл по-крупному и всегда выигрывал. Он и пил так же, но напивался редко. Простодушно-жестокая физиономия, хладнокровие, властный вид, туго набитый карман, наружность буржуа и неизменная шляпа-котелок придавали ему вид человека, про которого говорят: «Он знает свое дело». Какое дело – не уточнялось. Но в этот вечер его увидели за работой, и внимание, всегда его окружавшее, возросло еще больше.

Было около одиннадцати часов, когда к одному из игральных столов нетвердой походкой подошел, чтобы спустить последнее, бледный субъект, который, судя по его виду, плохо переносил обильные возлияния. Его пальто, сильно поношенное и грязное, отличалось великолепным кроем. Имелся даже накладной воротничок, хотя и засаленный. К этому можно добавить чистые руки и гладко выбритые щеки. Словом, это был один из тех, кто знавал лучшие времена.

Субъект потребовал:

– Кюммель!^[8]

Недоверчивый хозяин возразил:

– Здесь положено платить вперед.

Человек достал записную книжку, в которой лежала пачка банкнот, и вынул из нее купюру в десять франков.

Тома Ле Бук не сомневался ни секунды. Он подошел к субъекту со словами:

– Сыграем в кости на сдачу?

И тут же представился:

– Тома Ле Бук.

Субъект ответил так же вежливо с небольшим английским акцентом:

– К вашим услугам, но я не играю в кости.

– А во что тогда?

– В экарте^[9].

Итог экарте оказался таким же, как если бы они бросали кости.

Джентльмен потребовал реванша.

После нескольких партий он проиграл двести франков.

За это время он заказал и проглотил второй кюммель. Была ли причина в нем, или ему просто не везло? Он всхлипнул и неуверенным зигзагом пошел прочь.

Доблести Тома поаплодировали, но сдержанно. Проигравший джентльмен вызывал симпатию. В нем чувствовалась порода.

Он вернулся на следующий день, проиграл еще двести франков, заплакал и ушел.

Когда он заявился на третий день, то был так пьян, что не мог держать карты. И всем стало ясно, что не потеря денежных купюр делает его таким несчастным, а кюммель, потому что он снова плакал, что-то неразборчиво бормоча; однако несколько слов показались Тома Ле Буку такими странными, что он налил ему три кюммеля подряд да и сам выпил столько же, хотя терпеть не мог мешать этот напиток с другим алкоголем.

Они ушли вдвоем, пошатываясь, а на бульваре Эмиля Золя плюхнулись на скамейку и сразу заснули.

Проснувшись, они обнаружили больше взаимопонимания, и Тома Ле Бук, придя в полное сознание и воодушевленный новыми идеями, обнял своего спутника и сердечно сказал:

– Дела твои идут не слишком хорошо, а, дружище? Пьешь ты много, а потому попадаешь в разные переделки. Так ведь и в тюрьму недолго угодить.

– Меня нельзя в тюрьму! – еле ворочая языком, запротестовал джентльмен.

– Ну да, конечно! А что это за история в Везине, о которой ты твердил в кабаке?

– В Везине?

– Да, в Везине. Этим делом занимается полиция. Газеты только о нем и пишут. Ты там стащил свои деньги?

– Да как ты смеешь?!

– Так ты их не стащил?