Книга Китайская гувернантка, страница 8 – Марджери Аллингем

Они прошли через маленькую кухню, где ничего хрупкого не осталось целым и в то же время где ничто не было перевернуто как попало, затем через другую дверь, ведущую в гордость архитектора, комнату для гостей или детскую. Здесь не было места ни для чего, кроме кровати и туалетного столика, но, когда они остановились в дверях, у обоих не было ни малейшего сомнения в том, что здесь был центр бури.

Все, что могло сделать живое животное, чтобы разрушить и осквернить кровать и стены, было сделано. Обрывки одежды и остатки чемодана образовали неопрятную кучу на узкой полоске пола. Канистра с мукой из кухни была брошена в зеркало и лежала, как растоптанный снег, поверх остатков приличного синего костюма с оторванной подкладкой, который лежал поверх остатков пластикового гардероба. ‘

На мутной поверхности зеркала было послание, написанное указательным пальцем в перчатке способом, которому иногда учат в школах вместо рукописного ввода.

Там были две строчки, совершенно разборчивые и совершенно недвусмысленные, и все же достаточно необычные в данных обстоятельствах, чтобы напугать двух старших полицейских.

“Позвольте Мертвому прошлому похоронить своих мертвецов”. Зловещее заявление уставилось на них, образованное и шокирующее среди грязи. Внизу тем же аккуратным канцелярским почерком было второе послание: “Иди домой, Дик”.

Мандей уставился на сообщения, его худое розовое лицо было еще более мрачным, чем обычно, в его подозрительном замешательстве.

“Хоронит своих мертвецов’? - требовательно спросил он. “Что это, черт возьми, такое! Кто мог знать, что она умрет?”

“Нет, это цитата. Отрывок, который я выучила в школе. Не говори мне, что в скорбных цифрах Жизнь - всего лишь пустой сон, и что-то мертвое дремлет, и вещи не такие, какими кажутся. Псалом жизни, Генри Лонгфелло”. Люк говорил рассеянно, его легкомыслие кокни было непреднамеренным и столь же естественным свойством его личности, как и его невероятно мощный голос, который, даже когда был понижен до шепота, как сейчас, был рокочущим рычанием, от которого тряслись клочья занавесок.

“Кто-то еще ходил в школу, а? Судя по виду этой комнаты, его тоже мало чему научили, кроме поэзии. Поэзия и скрупулезность, а в остальном все то же старое нецивилизованное животное. Все тот же старый спецэффект с Терк-стрит, появляющийся как симптом знакомой болезни. В любом случае, теперь нет никакой тайны в том, чтобы "ходить по делам". ”

“Что вы имеете в виду?”

“Иди домой, Дик’. Смуглое лицо Люка сияло. “Парня звали Редж Слоун. Что еще это может означать, кроме того, что там написано? Дик, ты, старый частный детектив, любитель или профессионал, иди домой. Прошлое умерло ”.

“Боже милостивый”. Мандей стоял, уставившись на него. Люк заметил, что он изменился в цвете.

“О чем ты думаешь?”

Старший инспектор отступил на кухню.

“Я думал о члене совета. Если он вбьет себе в голову, что это отголосок давних событий на Терк-стрит, что-то довоенное, и если он решит, что кто-то неизвестный нанял детектива, чтобы раскопать компромат на одного из его драгоценных, тщательно отобранных жильцов — любого из трехсот шестидесяти из них, — тогда у меня будет работа на всю жизнь, не так ли?”

“Совершенно верно”, - сказал Люк. “Кроме того, он - настоящая находка, этот литературный персонаж, который так заинтересован в том, чтобы замалчивать древнюю историю. Почему он заинтересовался этим только сейчас? Что он мог хотеть скрыть, что стало важным только через двадцать лет?”