Книга Преступление в Блэк-Дадли, страница 118 – Марджери Аллингем

– Почему бы и нет, – согласился Кэмпион. – Но я предупреждаю: будьте бдительны. Старик далеко не дурак и в этом разбирается. Вы удивитесь, насколько среднестатистический американец знает об Англии больше, чем мы с вами.

Преподобный Свитин Куш сухо кашлянул.

– У нас предостаточно небылиц, чтобы на некоторое время заинтересовать настоящего антиквара, – произнес он. – Как долго, по-вашему, он пробудет? Он приедет на неопределенный срок?

– Не знаю, – вдруг принялся уходить от ответа мистер Кэмпион. – Это я немало повеселился в вашей деревеньке, а вот он может бросить на поместье один быстрый взгляд и укатить восвояси, а затем – бабах! – ваш малыш Альберт лишится своих законных четырех пенсов в час, а старый Лоббетт – жизни. Ой, кстати, забыл сказать! Он будет здесь послезавтра. Ты сможешь все подготовить к этому сроку, Бидди?

– Проще простого, – откликнулась девушка. – В Дауэр-хаусе придется разбить целый лагерь.

Они сидели, обсуждая свои планы, до полуночи, и наконец старый пастор тяжело поднялся на ноги.

– Мне нужен мой ураганный фонарь, Бидди, – сказал он. – Всем следует отправиться в постели, если вы собираетесь завтра переезжать.

Девушка принесла фонарь. Компания наблюдала, как изможденная одинокая фигура пастора исчезает в темноте – его седые волосы оставались непокрыты, фонарь покачивался в руке, как блуждающий огонек.

Когда они вернулись в темный зал, мистер Кэмпион ухмыльнулся:

– Старый добрый святой Свитин. Он ведь с вами с тех самых пор, как вы гулили на руках у Кадди, верно?

– Верно, – улыбнулась Бидди. – Но он стареет. Элис – это его домработница, ты ее помнишь – считает, что в последнее время он все больше походит на русского старца.

– Ему, наверное, лет сто, – брякнул Альберт. – А что, это идея. Мы могли бы выдать его за самого настоящего святителя Свитина, дожди приносящего так сказать.

– Иди-ка спать, – посоветовала Бидди. – Твой умственный механизм нуждается в отдыхе.

Наверху, в спальне, обитой ситцем, дубовый пол был покатым, а прохладный воздух благоухал лавандой, туалетным мылом и пчелиным воском. Мистер Кэмпион не сразу забрался в кровать с балдахином. Некоторое время он простоял, пристально вглядываясь в темноту.

Наконец, вытащив из внутреннего кармана маленький, сильно потрепанный блокнот, нацарапал в нем «св. С.». Еще какое-то время постоял, изучая надпись, а затем добавил к ней вопросительный знак.

– …Хотя вы иностранец, с чем ничего не поделаешь, и вряд ли привыкнете к здешним обычаям, мы все равно рады вам! Мы веруем, что вы будете жить по старым заветам нашей общины и сделаете все для нашего процветания! – Оратор сделал паузу и отер лоб под своей ньюгейтской челкой цветным носовым платком. – А теперь споем гимн, – после недолгих раздумий добавил он.

Он пребывал в одиночестве в дальнем уголке своего сада, стоя лицом к лугам, которые плавно ниспадали к серым солончакам. Через пару минут он повторил речь слово в слово, закончив неожиданным:

– Доброе утро, сэр! – когда худой, бледный молодой человек в очках в роговой оправе появился по ту сторону изгороди.

– Доброе утро, Джордж, – отозвался мистер Кэмпион.

Джордж Уиллсмор – скрюченный старик, смуглый и бугристый, как подстриженная ива, с глубокими, вгрызшимися в лицо морщинами и густой бородой, – взглянул на мистера Кэмпиона. Как старейший дееспособный член семьи, к которой принадлежали почти все в Мистери-Майл, он считал себя своего рода мэром. И поэтому его деревенская натура страннейшим образом разбавлялась нравоучительными изречениями.