Книга Патологоанатом. Истории из морга, страница 100 – Карла Валентайн

В анатомическом отделении музея Барта я впервые побывала летом, когда большинство студентов разъезжаются на каникулы. Некоторые, оставшиеся в городе студенты летом подрабатывают в этом отделе препараторами, и их талантливый учитель Кэрол предложила мне присоединиться к ним. Она хотела, чтобы я помогла сделать несколько препаратов к следующему учебному году и очень на меня рассчитывал, так как у меня был богатый опыт аутопсий. Конечно же, я сразу ухватилась за такую возможность. Мне захотелось овладеть и искусством анатомирования или препарирования трупов, чтобы, насколько это только возможно, пополнить мои знания. Когда я увидела первый труп, то это был всего лишь торс и голова. Я начала с выделения мышц шеи, рассчитывая для начала отпрепарировать грудино-ключично-сосковую мышцу, мышцу, которую во время патологоанатомического вскрытия перерезают, делая Y-образный разрез.

– Не начинайте с ГКС, – внезапно произнесла Кэрол, заставив меня застыть с занесенным скальпелем в руке. – Постарайтесь сначала отпрепарировать платизму.

– Что это за зверь – платизма? – смутившись, спросила я. Я десять лет проработала лаборантом морга, но впервые в жизни слышала этот термин.

Кэрол не удивился и отнесся к этому с пониманием.

– Это поверхностная мышца, покрывающая ГКС, – объяснила он. – На вскрытиях вы ее не видели. Эта мышца при сокращении оттягивает вниз нижнюю губу и угол рта, как при выражении таких чувств, как печаль, удивление или страх, – она ткнула пальцем себе в нижнюю челюсть. – Кроме того, сокращаясь, вызывает образование морщин на шее и опускает нижнюю челюсть.

– Стало быть, она делает нас похожими на Дейрдра Барлоу из «Улицы коронации»? – спросила я.

– Ха-ха, именно так.

Кэрол начала препарировать платизму, чтобы я смогла увидеть этот новый фрагмент паззла человеческого тела, о котором я только что узнала, а потом передала мне скальпель. Платизма (поверхностная мышца шеи) имеет в толщину не более двух миллиметров и оранжевую окраску, не сильно отличающуюся от желтой окраски окружающей жировой клетчатки, поэтому выделять ее сложно. Но я проявила упорство и смогла это сделать: я выделила всю мышцу и вдруг услышала, как Кэрол, склонившись к моему уху, прошептала:

– Я знала, что у тебя получится.

Я просияла от удовольствия. Это было странное удовлетворение, но я создала то, что поможет студентам разобраться с тем, что такое платизма и что она делает. Я передала свое знание и умение другим.

От анатомирования я получала очень большое удовольствие. Атмосфера в этом отделе была удивительной и уважительной к мертвым, потому что все эти, умершие от естественных причин люди добровольно пожертвовали своими телами ради обучения студентов. Даже подшучивания здесь были совершенно иного рода, нежели те, к которым я привыкла в моргах. Один из сотрудников музея, Гэвин, однажды подошел к моему столу и указал на легкое донора, которое обнажилось после того, как я удалила грудину.

– Смотрите, это лингула.

Я снова была озадачена, услышав совершенно незнакомое слово.

Увидев мое замешательство, Гэвин продолжил:

– Это маленькая долька, похожая на язычок, долька, выступающая из нижней части верхней доли левого легкого, – он аккуратно прикоснулся к этой части легкого своей, обтянутой перчаткой, рукой. – Видите? Она выглядит как язык крошечного щенка.