Книга Легенда о мертвой Джинни, страница 142 – Энни Кей

Хокинс предложила нам небольшую экскурсию по «Сосновому приюту», но мне не терпелось увидеть Кэтрин, поэтому меня сразу проводили в светлую гостиную на первом этаже, в которой за небольшим столом двое стариков играли в шахматы, четверо старушек в ярких кардиганах вязали, сидя на двух нарядных, обитых шелком цветастых диванах, смешанная толпа стариков и старушек у огромных окон всматривалась в довольно унылый пейзаж поздней осени. Тихо играл свинг из магнитолы, и картинка могла бы даже сойти за идиллическую, если бы практически у каждого старика или старушки не дежурил на расстоянии вытянутой руки санитар с сильными мужскими руками. Вели же себя все абсолютно нейтрально.

К одной из наблюдательниц за промозглой погодой и, как выяснилось, за несколькими любителями погулять со своими санитарами меня и подвела Хокинс, передала санитару, быстро ему что-то шепнув, и ушла водить Диккенс по зданию. Брошенный напоследок обреченный взгляд полицейской был очень красноречивым.

Кэтрин Харди сидела в бежевом ротанговом кресле с подушками в цветочек. Бледно-голубое классическое платье-карандаш не слишком утягивало ее и без того стройную фигуру. Такая же голубая кофта поверх была расстегнута, но подобрана безупречно в тон. Тонкая жемчужная нить на шее, пара колец, включая обручальное. И удивительной красоты длинные, до груди, светлые волосы, которые в окружении светлых тонов гостиной и одежды делали ее похожей на фею из сказки.

Она смотрела в окно, когда я подошла к ней, и даже не моргнула, когда собой загородила ей половину обзора. Санитар пришел ко мне на помощь.

– У вас посетитель, миссис Харди, – сказал он таким скорбным голосом, будто сообщал неутешительный диагноз.

Кэтрин медленно перевела взгляд со старика с ходунками за окном на меня. Глаза ее были почти прозрачными, словно их съела катаракта. Она улыбнулась, и я чуть не онемела от того, какой она была красивой в этот момент и насколько еще более красивой, вероятно, была в молодости. Я не находила ничего общего между ней и Генри, кроме открытой и совершенно неотразимой улыбки, которой и он встретил меня в первый раз.

– Добрый день, – проговорила она ласковым, певучим голосом из мелодрам по книгам Сидни Шелдона.

Санитар подтащил еще одно кресло поближе к ней, и я села.

– Миссис Харди, меня зовут Маделин Стоун, – засуетилась я.

– Ма-а-а-а-де-лин, – протянула она, словно узнала. – Как хорошо, что вы приехали.

Хотя ее слова и лицо выражали максимальное дружелюбие, ее стеклянную отстраненность невозможно было не заметить. А отвечать на эту кукольную радость вопросами о мертвой дочери казалось нелепым.

Несколько минут мы говорили о ее жизни в «Сосновом приюте». Кэтрин все устраивало, она со снисхождением императрицы иногда махала рукой в сторону санитара, упоминая с благодарностью о персонале. Когда я спросила о том, есть ли у нее здесь друзья, она на долю секунды сморщила нос, но тут же взяла себя в руки и назвала пару женских имен, при упоминании которых санитар устало вздохнул: возможно, никаких подруг у Кэтрин не было, и она почему-то решила придумать их для меня на ходу.

Явная ложь с ее стороны дала мне моральное право задать неудобный вопрос:

– Вы давно живете здесь, миссис Харди?

Она посмотрела в окно своими стеклянными глазами и кивнула в ответ.