Книга Занавес памяти, страница 180 – Татьяна Степанова

– К размышлению тебе, самурай. Буланов поступил с тобой бесчеловечным образом не столько из врожденного садизма, а ради желания произвести впечатление собственными умом и смекалкой на любимую женщину, одержав над ней верх в споре, – молвил Гектор. Он заметно сбавил тон. – Не недооценивай полицию: она скоро завяжет с Гурмыжским и, возможно, сложит два и два. Твой приезд в Кукуев и гибель Буланова. Несмотря на отсутствие твоих отпечатков на топоре и замках клеток.

– Пусть. Только мне баба Рая сейчас дома сообщила: труп Кроликовода до сих пор в морге, – ответил Серафим. – Никто не желает его хоронить. Он не с одним мной подобное вытворял. Люди помнят. Есть и другие замордованные им, на кого он наезжал. Полиции придется проверять длинный список подозреваемых кроме меня. Ну, если вы, конечно… не наведете на мой след.

– Моя жена и я с тобой вместе плечом к плечу прошли долгий путь. И честно были на твоей стороне.

– А сейчас?

– Нет, Серафим, – вмешалась Катя. – Теперь для нас с Гектором оставаться на вашей стороне невозможно.

– Но наш договор по-прежнему в силе, – напомнил Гектор. – Моя жена в будущем напишет книгу обо всем случившемся здесь. В том числе и о тебе, Серафим.

– Да пожалуйста, сочиняйте. – Симура внезапно обессиленно, горько, обаятельно улыбнулся. – Катя, честь для меня какова, а? Целая книжища, фолиант обо мне и нашей семейке… Аддамс. Творите без купюр! Все равно – кто вам поверит? Это ж триллер… криминальное чтиво для развлечения.

– К моей матери чтоб больше на километр не смел подходить! – оборвал резко Симуру Полосатик-Блистанов.

– А уж это не тебе решать, Сеня, – обернулся к нему Серафим. – Она тебе мать, а мне – больше чем мать. Я возвращаюсь к ней. Я ей расскажу все сам. Я ей признаюсь во всем. И пусть она рассудит. Прикажет мне – я сдамся ментам. Прикажет – с моста прыгну. Но я никогда больше не опущусь до явок с повинной. С явками я завязал. А если она… Раечка меня… простит, поймет, то… Не смей вставать у нас с ней на пути! Встанешь – схлопочешь! – Симура-Серафим гордо вскинул голову. – Цыган, пока не умрет, любит бабу и песни поет! Чем горше цыгану живется, тем горячее …! – Он, без пяти минут студент университетской кафедры теории чисел, употребил нецензурную лексику, седлая мотоцикл.

Мотор его взревел. Полосатик-Блистанов бросился к своей машине, плюхнулся за руль.

– Я прямо к ней! – объявил Серафим, газуя мотоциклом. – От меня она узнает правду – обо мне, убийце, о моем несчастном отце – убийце, о моей бабке – ведьме. Обо всем! А ты, Сеня, гуляй!

– Гек, мы должны вмешаться! – воскликнула Катя.

– Нет. Мальчишки превращаются в мужчин. – Теперь Гектор удержал ее. – И совершают поступки. Ошибки. Дерутся на дуэли. Разбивают свои сердца. Мальчишки становятся взрослыми.

– «Спрячь за высоким забором девчонку! Выкраду вместе с забором!» – прокричал им всем Бродяга Кэнсин, навсегда покидая родной Кукуев ради избранницы сердца, годившейся ему в матери.

– Сеня, если припечет – мы с Катей перевяжем твои раны! – пообещал Блистанову Гектор.

– Спасибо! Дальше – я сам! – Арсений Блистанов высунулся в окно машины и тоже дал газу, устремляясь следом за мотоциклом-болидом, рвущимся к горизонту.

– Правых нет. Кругом сплошь одни виноватые, – объявила Катя, когда оба их прежних соратника скрылись из вида. – И мы с тобой, Гек, с точки зрения обывателя, сто раз виноватые тоже. Отпустили всех убийц!