Книга Занавес памяти, страница 87 – Татьяна Степанова

– Легко, – вздохнула Евдокия. – Я бы и Райку Фабрикантшу не сбрасывала с гамбургского счета, но… случись все не одиннадцать, а лет двадцать назад. Тетя Рая тогда очень долго не могла простить Генке измены. Они ведь ее и на свадьбу не пригласили. Побоялись беды. Правда, зло – вещь бессрочная, копится в душе, а потом наружу хлещет… Короче, они обе у меня на подозрении.

– Мы слышали про свадьбу. – Катя кивнула. – Вы являлись свидетельницей со стороны невесты, да? А кто – со стороны жениха?

– Тигран Таранян. Наш кукуевский Таранька Носатый. На дудуке он нам играл армянские напевы жалобно. Они с Генкой расчувствовались, пили коньяк, развезло их. А мы с Аксютой вдвоем танцевали свадебный вальс, она уже глубоко беременная, в белом платье-парашюте с фатой, а я в джинсах да косухе с заклепками – за кавалера. Нам же по девятнадцать было всего. Жених Генка и его компаньон в бизнесе Тиграша мне сущими стариками казались. Я до слез тогда жалела Аксюту. Назло матери она у нее Генку отбила, залетела сразу и… фактически продала себя ему по молодости, по глупости.

Катя слушала Евдокию внимательно. Сказанное ею в некоторых аспектах совпадало, но в других – весьма отличалось от сведений Раисы Бодаевой.

– А позже супруги Елисеевы помирились с Раисой?

– Он родился. – Евдокия вновь глянула на Симуру. – Время сгладило все. Райка Фабрикантша смирилась с потерей любовника. Да и состарилась она. Ее деньги и работа всегда интересовали, а сейчас предприятие по производству упаковки – ее главный любовник. С Аксиньей она даже не пересекается.

– Откуда вы знаете?

– Я в курсе всего, – заверила Катю Евдокия. – Еще вопросы?

– Не доходили до вас слухи про старшего сына Елисеева Тимура и его тетку Светлану Жемчужную? – Катя решила воспользоваться ее словоохотливостью. – Аксинья при нас обвинила ее в неродственном отношении и к Тимуру, и… – При Симуре она не стала продолжать.

– Аксюта взахлеб мне про них сплетничала тогда. Тимур погиб за два года до их свадьбы с Геной. В ванну к нему фен вдруг упал. Током его вдарило. «Скорую» тетка вызвала, но врачи парня не откачали. Генку в скорби не насторожило, что все случилось-то в московской квартире Тимура, ему Геной подаренной. Они находились с теткой вдвоем, Тимур в ванной голый, а квартира – однушка и диван-раскладушка… Тимуру двадцать, Светлане тогда тридцать пять, разведенка баба… Не чухнулся лопух Генка и после, когда выяснилось: Тимур, оказывается, написал завещание, оставив квартиру, отцом подаренную, «самому дорогому и близкому человеку – Светлане».

– Аксинья про них узнала не от мужа, – заметила Катя. – Кто же ее просветил?

– Тигран. Он сам хотел на Светлане жениться тогда, скрепить узами их общий бизнес с Генкой. Он-то, ревнивец, в момент просек ее шашни с Тимуром. – Евдокия намотала на палец жидкую рыжую прядь. – Но до поры до времени Тигран помалкивал, все за Светкой ухлестывал, она ж освободилась… Жемчужная его бортанула. А в то лето, когда у Тиграна с Генкой коса на камень нашла из-за бабла, он Генке открыл правду про отношения его троюродной сестрицы-цыганки с его старшим любимым покойным сыном. И намекнул на загадку его внезапной гибели. Генка рассвирепел. Аксюта в паузе между запоями мне клялась: муж Светке Тимура не простит. Но… как мы знаем, гикнулся он внезапно.