
Онлайн книга «Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов»
– Здесь? – спросила Вероника у пса, который вдруг остановился. В этом месте туннель заканчивался чем-то вроде комнаты, слабо освещавшейся через узкое окошко. Дело-в-шляпе, казалось, раздумывал. Он насторожил уши и прислушивался, опершись передними лапами о дальнюю стену комнаты. Вероника обратила внимание, что эта стена не вырублена из гранита, а сложена из разной величины камней, скрепленных цементом. Она явно была возведена гораздо позже, чем сам туннель. Просто кто-то перегородил подземный ход, по-видимому тянувшийся и дальше. Вероника повторила: – Здесь, да? Но продолжать она не стала, так как услышала слабый звук человеческого голоса. Она подошла к стене и тут же вздрогнула. Голос стал громче. Звуки сделались более отчетливыми. За стеной пел ребенок, и Веронике удалось различить слова: Мама девочку качала, Ей тихонько напевала: «Ты не плачь, моя родная, – Огорчится Всеблагая…» Вероника прошептала: – Та песня… Песня… Это была та самая песенка, которую Онорина напевала в Бег-Мейле. Кто же мог петь ее сейчас? Какой-то ребенок, оставшийся на острове? Приятель Франсуа? А голосок продолжал: «Ей нужней всего на свете, Чтобы радовались дети. Помолись же, ангел мой, Приснодеве Всеблагой». Пение стихло, и на несколько минут воцарилось молчание. Дело-в-шляпе прислушивался все внимательнее, словно знал, что скоро должно что-то произойти. И верно, примерно в том месте, где он сидел, послышался тихий шорох осторожно передвигаемых камней. Дело-в-шляпе что есть силы завилял хвостом и, если можно так выразиться, залаял про себя: умное животное понимало, что шуметь здесь нельзя. Внезапно у него над головой кто-то вытащил из стены один камень, и на этом месте образовалась довольно большая дыра. Дело-в-шляпе одним прыжком вскочил в нее и, помогая себе задними лапами, протиснулся внутрь. – А, вот и господин Дело-в-шляпе, – произнес детский голос. – Как ваши дела, господин Дело-в-шляпе? Почему вы вчера не навестили своего хозяина? Были очень заняты? Прогуливались с Онориной? Ах, старина, ты бы все мне рассказал, если б умел говорить. Мне интересно… Дрожа с головы до ног, Вероника опустилась у стены на колени. Неужели до нее доносился голос сына? Неужели Франсуа вернулся на остров и теперь прячется? Она попыталась заглянуть в дыру, но – безуспешно. Стена была толстой, к тому же лаз, в который она смотрела, оказался изогнутым. Но до чего же четко доносилось до нее каждое слово, каждая интонация! – Интересно, – повторил ребенок, – почему Онорина не пришла и не освободила меня? Почему ты ее сюда не привел? А ведь это ты меня отыскал… А дед, должно быть, беспокоится, что меня нет? Вот уж приключение так приключение! Но ты еще не изменил своего мнения, а, старина? Дело в шляпе, верно? Дела идут все лучше и лучше? Вероника ничего не понимала. Ее сын – а она не сомневалась, что это он, – говорил так, будто не знал, что произошло. Забыл он все, что ли? Неужели его память не сохранила ни крупицы из того, что он совершил в приступе безумия? «Да, в приступе безумия, – упрямо повторила про себя Вероника. – Да, тогда он был не в своем уме. Онорина не ошиблась: он был не в своем уме… А теперь рассудок вернулся к нему. Ах, Франсуа, Франсуа!» Вероника, напряженная как струна, с трепещущим сердцем вслушивалась в слова, которые могли принести ей столько радости или отчаяния. |