Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 77 – Морис Леблан

И верно, Ворский расхохотался. Громко топая, он широкими шагами расхаживал по комнате. Он воздевал руки к потолку, и Вероника, дрожа от ужаса, замечала искорки безумия в его налитых кровью глазах.

Ворский сделал еще несколько шагов, затем подошел к Веронике и с затаенной угрозой проговорил:

– На колени, Вероника! Взывайте к моей любви. Лишь она может вас спасти. Ворскому неведомы ни жалость, ни страх. Но он вас любит, и любовь его не остановится ни перед чем. Воспользуйтесь этим, Вероника. Обратите свою мольбу к прошлому. Станьте снова ребенком, каким вы были прежде, и, быть может, придет день, когда это я стану ползать перед вами на коленях. Вероника, не отвергайте меня – таких людей, как я, не отвергают. Нельзя бросать вызов тому, кто любит… Как я люблю тебя, Вероника, как я тебя люблю!

Вероника с трудом подавила крик. Она почувствовала прикосновение отвратительных пальцев к своим обнаженным рукам. Она попробовала высвободиться, но он был сильнее и продолжал стискивать ее руки, бормоча, задыхаясь:

– Не отталкивай меня… Это нелепость… Безумие… Ты же знаешь, я способен на все… И что тогда?.. Крест… Какой ужас!.. Гибель сына у тебя на глазах… Ты этого хочешь?.. Примирись с неизбежным. Ворский тебя спасет. Ворский сделает твою жизнь прекрасной… Но как же ты меня ненавидишь!.. Впрочем, я согласен и на ненависть – она мне нравится. Нравятся твои презрительно искривленные губы – пускай даже они и не прикасаются к моим.

Он замолчал. Между ним и Вероникой завязалась беспощадная борьба. Вероника изо всех сил пыталась вырваться из железных объятий, но – тщетно. Обреченная на поражение, беспомощная, она слабела с каждой секундой. Колени ее уже подгибались. Прямо перед своим лицом она видела налитые кровью глаза Ворского, чувствовала дыхание этого чудовища.

Тогда, придя в смятение, она изо всех сил укусила его и, пользуясь секундной растерянностью, вывернулась из его рук, отскочила в сторону и, выхватив револьвер, нажала на спусковой крючок.

Две пули просвистели у Ворского над ухом и впились в стену позади него. Она выстрелила слишком быстро, наудачу.

– А, гадина! – взревел Ворский. – Чуть не попала!

Схватив Веронику в охапку, он мощным усилием бросил ее на диван. Затем, достав из кармана веревку, крепко и безжалостно связал молодую женщину. На несколько секунд в комнате воцарились тишина и покой. Ворский утер пот со лба, налил себе бокал вина и одним глотком выпил его.

– Так-то лучше, – поставив ногу на жертву, проговорил он. – Вот теперь все просто замечательно. Каждый на своем месте, красавица: ты лежишь связанная по рукам и ногам, а я топчу тебя, сколько мне вздумается. Ага, мы уже не смеемся! Мы начинаем понимать, что дело серьезно. Не бойся, Ворский не из тех, кто берет женщину силой. Но как мне быть? Это же будет игра с огнем, и я просто сгорю от желания, которое уже меня убивает. Так нельзя! Да и как потом тебя забыть? Единственное, что может даровать мне забвение и покой, – это твоя смерть. А поскольку насчет этого мы договорились, то все в порядке. Ты ведь согласна умереть, не так ли?

– Да, – все с той же твердостью ответила Вероника.

– И хочешь, чтобы твой сын тоже умер?

– Да.

Ворский принялся потирать руки:

– Прекрасно, значит, время бессмысленных слов позади. Остались слова подлинные, те, что действительно что-то значат. Согласись, до сих пор я занимался пустой болтовней, верно? Да и все первое действие разыгрываемой на Сареке пьесы, свидетельницей которого ты оказалась, – не что иное, как детские забавы. Теперь начинается настоящая драма, в которую ты впуталась душой и телом, и она будет пострашнее, красавица моя. Твои прекрасные глазки уже источали слезы, но они должны источать кровь, бедняжечка моя. А чего ж ты хотела? Еще раз повторяю: Ворский не жесток. Он лишь повинуется, а против тебя ожесточилась сама судьба. Твои слезы? Вздор, и ничего больше. Ты должна плакать в тысячу раз сильнее. Твоя смерть? Пустяки! Ты должна умереть тысячу раз, прежде чем умрешь окончательно. Твое бедное сердечко будет исходить кровью так, как не исходило ни у одной женщины и матери. Готова ли ты, Вероника? Ты услышишь поистине жестокие слова, за которыми, возможно, последуют другие, еще более жестокие. Да, не балует тебя судьба, моя красавица!