Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 80 – Морис Леблан

Она ни о чем не думала. Иногда лишь говорила себе: «Скоро я умру» – и уже заранее ждала забвение небытия, подобно морякам, предвкушающим во время шторма отдых в тихом порту. До того как наступит исход и с ним освобождение, еще произойдут страшные события – это она понимала, но мозг ее на них не задерживался, и даже мысли о судьбе сына были отрывочны и тут же рассеивались.

В глубине души, но очень смутно и безотчетно, она надеялась на чудо. Вдруг оно произойдет с Ворским? Он не способен ни на что благородное, но, быть может, все-таки не пойдет на самое бесполезное из своих злодеяний? Отец не убивает собственного сына, если это не вызвано какими-то очень уж вескими причинами, а причин таких у Ворского не было: ребенка он не знал, и ненависть его к нему могла быть лишь напускной.

Эта надежда на чудо тешила Веронику в ее оцепенении. Все звуки, раздававшиеся в доме, – разговоры, поспешные шаги – не указывали, как ей казалось, на подготовку к тому, о чем ее предупредили, а были сигналом к чьему-то вмешательству, которое должно было разрушить все планы Ворского. Разве милый Франсуа не говорил, что теперь их никто не сможет разлучить и что в минуту, когда будет казаться, что все пропало, они должны продолжать верить?

«Мой Франсуа, – думала Вероника, – Франсуа, ты не умрешь… Мы еще встретимся… Ты же сам обещал…»

Голубое небо, по которому ползли грозного вида тучи, нависло над старыми дубами. На лужайке под окном, в котором Вероника увидела своего отца, когда в день приезда подходила к дому вместе с Онориной, была приготовлена площадка, покрытая песком и похожая на арену. Значит, здесь и будет сражаться ее сын? Внезапное предчувствие сжало сердце женщины.

«Прости, Франсуа, – мысленно прошептала она, – прости… Это все кара за ошибки, совершенные мною когда-то. Это искупление. Сын искупает вину матери. Прости. Прости».

В этот миг дверь на первом этаже отворилась и на крыльце послышались голоса. Среди них Вероника узнала голос Ворского.

– Итак, решено? – говорил он. – Мы пойдем с разных сторон: вы двое слева, я – справа. Вы забираете с собой одного парня, я – другого, и мы сходимся в центре арены. Вы будете как бы секундантами одного, я – другого, чтобы все шло по правилам.

Вероника закрыла глаза, чтобы не видеть сына, наверняка истерзанного, которого гнали на бой, словно гладиатора. На обеих полукруглых дорожках зазвучали шаги. Негодяй Ворский разглагольствовал и смеялся.

– Дальше не ходите, – приказал он. – Пусть противники займут места… Теперь стойте оба… Вот так. И ни слова, поняли? Тот, кто хоть пикнет, получит от меня на орехи. Готовы? Сходитесь!

Итак, жуткий спектакль начался. По желанию Ворского дуэль разыгрывается на глазах у матери, перед нею будет сражаться ее сын. Могла ли Вероника не смотреть? Бедняжка открыла глаза.

Она сразу увидела две фигуры, то обхватывающие, то отталкивающие друг друга. Но она не сразу поняла то, что увидела, не сразу разобралась в происходящем. Перед ней были два мальчика, но кто из них Франсуа, а кто – Райнхольд?

«О, как это жестоко! – подумала она. – Нет, все же я ошибаюсь. Это невозможно».

Вероника не ошибалась. Оба мальчика были одеты одинаково: короткие бархатные штаны, белые фланелевые сорочки, перетянутые одинаковыми кожаными поясами. А головы их были обернуты одинаковыми красными шарфами, походившими на капюшоны с отверстиями для глаз.