Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 82 – Морис Леблан

И верно, хотя оба мальчика бились с одинаковым ожесточением, этот вкладывал в свои движения меньше дикого неистовства и слепой запальчивости. Казалось, он скорее старался ранить соперника, а не убить, и все его атаки были направлены только на то, чтобы уберечь себя от гибели. Вероника встревожилась и принялась чуть слышно лепетать, словно он мог ее услышать:

– Не церемонься с ним, милый! Он же чудовище, как и его отец… Ах, господи, если ты станешь проявлять благородство, ты погиб! Франсуа, Франсуа, осторожнее!

Над головою того, кого Вероника считала своим сыном, сверкнул кинжал, и, не обращая внимания на кляп, она вскрикнула, чтобы его предупредить. Когда Франсуа уклонился от удара, она решила, что возглас ее достиг его ушей, и принялась машинально давать ему советы:

– Отдохни… Переведи дух… Главное, не теряй его из виду – он что-то задумал… Сейчас бросится… Он атакует! Ах, милый, еще немного, и он ранил бы тебя в шею! Остерегайся его, этот злодей не побрезгует никакой уловкой.

Но несчастная мать чувствовала, хоть и не хотела себе в этом признаваться, что тот, кого она называла своим сыном, начинает слабеть. Некоторые признаки указывали, что сопротивляется он со все большим трудом, тогда как другой, напротив, сражался со все большим пылом и ожесточением. Франсуа отступал. Он дошел уже до края арены.

– Эй, парень, уж не собираешься ли ты сбежать? – принялся зубоскалить Ворский. – Давай-давай, нечего… Вспомни об условиях.

Мальчик с новой силой устремился вперед, так что его противник вынужден был отступить. Ворский захлопал в ладоши, а Вероника прошептала:

– Он рискует жизнью из-за меня. Этот негодяй, должно быть, сказал ему: «Судьба матери в твоих руках. Если ты победишь, она спасена». И он поклялся победить. Он знает, что я на него смотрю, чувствует, что я близко. Он слышит меня. Да благословит тебя Господь, мой милый.

Дуэль подходила к концу.

Вероника дрожала, обессилев от переживаний и резкой смены надежды и ужаса. Вот ее сын снова отступил… потом опять бросился вперед. Бойцы сцепились – но он вдруг потерял равновесие и упал навзничь, причем так, что придавил телом свою правую руку.

Противник тотчас ринулся вперед, наступил ему коленом на грудь и занес кинжал.

– На помощь! На помощь! – попыталась крикнуть сквозь кляп Вероника.

Она выпрямилась, не обращая внимания на впившиеся в тело веревки. Со лба, который она рассадила о решетку, сочилась кровь, женщина чувствовала, что вот-вот умрет вместе с сыном. Ворский приблизился с неумолимым видом и застыл на месте.

Прошло двадцать секунд, тридцать. Вытянув левую руку, Франсуа сдерживал руку соперника. Но тот давил все сильнее и сильнее, лезвие кинжала опускалось, его острие было уже в нескольких сантиметрах от шеи несчастного.

Ворский наклонился. Он находился за спиной у Райнхольда, так что не был виден ни одному из противников, и смотрел с таким пристальным вниманием, словно собирался вот-вот вмешаться. Но чью сторону он хотел принять? Неужели он намеревался спасти Франсуа?

Вероника затаила дыхание, глаза ее расширились, ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.

Острие кинжала коснулось шеи и укололо ее, но, по-видимому, лишь слегка, потому что Франсуа продолжал удерживать руку противника.

Ворский наклонился еще ниже. Он навис над соперниками и не спускал глаз со смертоносного острия. Внезапно он выхватил из кармана перочинный нож, открыл его и опять замер. Прошло несколько секунд. Кинжал медленно опускался. И вдруг Ворский полоснул Райнхольда ножом по плечу.