Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 81 – Морис Леблан

Кто же из них Франсуа? Кто Райнхольд?

И тут она вспомнила о непонятной угрозе Ворского. Так вот что он называл исполнением придуманной им программы, вот на что намекал, говоря о дивертисменте собственного сочинения! Сын не просто сражался на глазах у матери: она даже не знала, кто из противников – ее сын.

Адский изыск – даже Ворский признал это. Страдания Вероники стали поистине безмерными.

В сущности, чудо, на которое она надеялась, заключалось в ней самой и в ее любви к сыну. Сын сражался у нее на глазах, и она была уверена, что он не может погибнуть. Она защитит его от ударов и любых уловок врага. Она заставит отклониться кинжал и отвратит смерть от обожаемого сына. Она вдохнет в него несокрушимую силу, волю к победе, неутомимость, умение использовать выгодный момент. Но теперь, когда они оба под масками, кому она должна оказывать мысленную поддержку? За кого молиться? Против кого восставать?

Этого она не знала. И не было никакой подсказки, по которой она могла бы догадаться. Один из мальчиков казался несколько выше ростом, худощавее и гибче своего соперника. Быть может, это и есть Франсуа? Другой был более коренаст, крепок и медлителен. Райнхольд? Вероника не могла знать этого наверняка. Мимолетное выражение лица открыло бы ей истину. Но как проникнуть взором под непроницаемую маску?

А схватка продолжалась и была для Вероники все страшнее, потому что она не видела лица сына.

– Браво! – воскликнул Ворский, рукоплеща удачному выпаду.

Казалось, он наблюдал за дуэлью как любитель, с подчеркнутой непредвзятостью дилетанта, который оценивает удары и желает лишь, чтобы победил сильнейший. А между тем один из его сыновей был осужден на смерть.

Рядом стояли двое его сообщников – с одинаково грубыми лицами и остроконечными черепами; их толстые носы были оседланы очками. Один из них отличался неимоверной худобой, другой тоже был тощ, но с весьма и весьма круглым брюшком. Они не хлопали, а равнодушно или даже несколько враждебно наблюдали за разыгрывающимся перед ними спектаклем.

– Превосходно! – опять похвалил Ворский. – Что за ответный удар! Вы, я смотрю, ребята не промах, даже не знаю, кому из вас присудить пальму первенства.

Он кружил около соперников, подбадривая их хриплым голосом, в котором Вероника, припомнив кое-какие сцены из своего прошлого, почувствовала влияние спиртного. Но несмотря ни на что, несчастная пыталась простереть к нему свои привязанные руки и стонала из-под кляпа:

– Пощади! Пощади! Я больше не могу… Да сжалься же!

Вероника больше была не в состоянии выносить эту муку. Сердце ее билось столь неистово, что она совершенно измучилась и уже теряла сознание, когда на арене внезапно произошло нечто, вернувшее молодую женщину к жизни. Один из мальчиков после очередной яростной сшибки вдруг отскочил и стер с правого запястья несколько капель крови; Веронике показалось, что в руках у него она заметила маленький платочек с синей каемкой, который принадлежал ее сыну.

Женщиной овладела мгновенная и необоримая уверенность. Мальчик – более худощавый и гибкий – был изящнее другого, в его движениях было больше гармонии.

– Это Франсуа, – с трудом прошептала она. – Да, да, это он… Это ведь ты, правда, милый? Я тебя узнала… Тот, другой, груб и неповоротлив… Ах, Франсуа, любимый мой Франсуа!