Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 117 – Джон Диксон Карр

Для всех возможных справок, конечно, это считалось.

– Один крошечный момент в связи с этим, мисс Кирктон, – продолжил я, – Иллингворт, которого все приняли за актера из агентства, столкнулся с Мириам в зале, когда та выходила из подвала…

Эту фразу я произнес самым будничным тоном, поскольку мне не хотелось, чтобы она решила, что я придаю подвалу какое-то особенное значение.

– И сразу после этого она поднялась к вам. И тут Холмс выглянул на лестницу, чтобы спросить Пруэна, приехал ли актер. Мириам что, ничего не сказала о том, что встретила его в большом зале?

Мне показалось, она не была готова к тому, что я задам этот вопрос, она даже не думала об этом.

– Надо же, нет! Она вообще ничего не сказала.

– Как она себя вела, поднявшись к вам? Нервничала? Переживала? Может, была расстроена?

– Она страшно нервничала и была очень расстроена, – повторила за мной Харриет Кирктон совершенно ровным голосом. – Вы просили рассказать вам всю правду, что я и делаю.

Девица вела себя так, как обыкновенно ведет себя человек, оказавшийся в опасной ситуации, не смертельно опасной, но все же неприятной. Физически она вся сжалась. Как будто ей предстояло пройти мимо злобной на вид собаки, которая начала тихонько рычать на нее.

– Знаете ли вы, что ее так расстроило?

– Нет, мистер Хэдли, не знаю.

Я дал ей переварить эту мысль. Поднявшись из-за стола, я подошел к окну и стал смотреть на дождливую улицу, позвякивая монетками в кармане. Выйдя из залитого светом круга, я боковым зрением увидел ее силуэт. Не люблю беспочвенных допущений, так что не стану особенно настаивать на этом, однако же мне показалось, что, когда я отвернулся, она внезапно расслабилась, а затем ее мышцы вновь напряглись, она слегка запрокинула голову, шея конвульсивно дрогнула, восковые веки затрепетали, поистине образ, сошедший с картин Бёрн-Джонса во всем его бледно-розовом великолепии. Она лишь достала портсигар из кармана своего дождевика и застыла, недвижно глядя в пол. Затем я обернулся.

– Мисс Кирктон, если ваши заявления чем-то подтверждаются, получается, вы предоставили нам алиби, очевидно, для всех четверых. Вы осознаете, в какое невыгодное положение это ставит двоих людей, не так ли? По вашим словам, единственными, кто мог совершить убийство, оказываются Бакстер и Джерри Уэйд.

Эти слова ее потрясли.

– Но это невозможно! Нет! Нет же! Это какой-то бред. Стойте! Старикан был с Иллингвортом, разве нет? Кроме того, он бы никогда… А что до Сэма, до Сэма! – Она почти завизжала, не сумев закончить предложение ничем, кроме жеста, поскольку ее слова не смогли бы доказать непригодность кандидатуры Сэма в убийцы. – Сэм, божечки! Да вы посмотрите на него! Просто поговорите с ним! Он, конечно, тот еще подарок судьбы, но не может быть, чтобы он стал убийцей!

– Кому понравится, когда его называют убийцей? И вы ничего не меняете тем, что кричите, что это был не он.

– Вы знаете, что я имею в виду! – Она была в таком бешенстве, что на ее глаза навернулись слезы. – Не здесь и не сейчас, но я бы вам так ответила, так бы задала, если б могла. Я не шучу. Ничего не хочу, разве только забиться в угол и напиться до беспамятства. Сэм, с его рыжими волосами, беспутным прошлым (правда, самым страшным его грехом были кутежи) и этой его недавно обретенной важностью… Да побеседуйте вы с ним просто! Говорю вам, он славный парень, хоть и из тех, кто предложение руки и сердца заканчивает фразой «если понимаешь, о чем я». Кроме того, он подтянулся к нам в Арабский зал еще до одиннадцати часов…