Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 140 – Джон Диксон Карр

Первым действующим лицом, которое появилось на сцене, и показания которого нам удалось зафиксировать, был Грегори Маннеринг. Что касается очевидного безумца, который спрыгнул со стены и напал на сержанта Хоскинса, к тому моменту мы о нем еще ничего не знали. Но вот что нам было известно о Маннеринге.

В пятницу вечером, в десять минут двенадцатого, после того как описанный выше безумец исчез, а затем ушел и сержант, на пороге музея появляется Маннеринг, зрелище это предстает перед глазами констебля Джеймсона, и Маннеринг вступает с ним в перепалку, казалось бы, по самому пустяковому поводу. Пока не станем утверждать, что перепалка не была спровоцирована, просто зафиксируем этот факт. Когда Джеймсон велел ему пройти с ним в полицейский участок, чтобы ответить на несколько вопросов о том самом «исчезновении», Маннеринг соглашается. Позже, по словам констебля, шума он не поднимал, но имел какой-то «странный вид» и пытался задавать Джеймсону всякие вопросы.

И вот мы получаем его описание от Каррутерса. Ростом чуть выше шести футов, широкоплечий, с узкой талией, загорелым лицом и голубыми глазами, одет в вечерний костюм, цилиндр и черное пальто, при себе имеет трость. Маннеринга как будто потряхивает от нервного напряжения, пока он рассказывает историю, как Мириам Уэйд позвонила ему вечером и пригласила к одиннадцати часам в Музей Уэйда, где они собирались «расхитить могилу», однако же, вот незадача, когда он явился туда, музей оказался закрыт. И ничего примечательного не происходит до тех пор, пока Каррутерс не произносит следующие слова: «Носят ли призраки накладные бакенбарды? Этот самый призрак тихонько лежал себе на земле, как вдруг испарился прямо у сержанта под носом; или же кто-то ему помог».

И вдруг по необъяснимым причинам мистер Маннеринг падает в обморок.

Опять же зафиксируем это необычайное обстоятельство, ведь Каррутерс всего лишь имел в виду того безумца с седыми бакенбардами. Затем Каррутерс направляется в музей, где после беседы с Пруэном его первым открытием становятся следы угольной пыли. Следы эти тянутся вперед на несколько футов от парадной двери, а затем исчезают, но, поскольку они не представляли собой четких отпечатков подошв, для опознания они совершенно бесполезны.

Затем Каррутерс обнаруживает тело в повозке, в которую его запихали лицом к двери, а потому оно вывалилось, стоило двери распахнуться. При осмотре тела он замечает одну деталь, которая первоначально не произвела на него никакого впечатления, однако же впоследствии она окажется невероятно важной. И состоит она в следующем: подошвы ботинок убитого не просто покрыты угольной пылью – они покрыты весьма толстым слоем угольной пыли.

Прошу обратить на это обстоятельство ваше самое пристальное внимание. В музее появился некто, чьи подошвы были покрыты раскрошенным углем, он шел по мраморному полу, размазывая грязь, до тех пор, пока на подошвах у него не осталось угля, отсюда и исчезающие следы. Однако же в повозке находился мертвец, подошвы которого были густо вымазаны углем. Таким образом, человек, который вошел в музей и оставил все эти следы на полу, никак не мог быть нашим убитым. С этого очевидного и вполне естественного вывода мы и должны начинать свои рассуждения.

В повозке лежит тело человека, на подошвах которого обнаруживается целостный слой угольной пыли. Как этот человек там оказался, будучи живым или мертвым? Он не мог дойти туда, поскольку следы неизбежно остались бы на мраморном полу, стоило ему только сделать шаг. Однако нигде в музее мы больше не обнаружили угольных следов, кроме той вереницы из дюжины шагов, идущих от парадной двери. Очень хорошо. Значит, каким-то образом мертвеца затащили туда, где он впоследствии и был найден.