Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 47 – Джон Диксон Карр

– Грег, я на самом деле не хотела этого говорить. Я была так расстроена, и вообще, просто ужас, что нас заперли тут, – она бросила на меня испепеляющий взгляд, – я была не в себе.

– Давай забудем об этом, дорогая, – ответил ей Маннеринг. – Мы оба были расстроены. – Он погладил ее по руке. – Я разберусь с инспектором.

– Мисс Уэйд, – обратился я к ней, – ваш брат уже тут, в другой комнате, с мистером Холмсом и мистером Батлером. Если хотите увидеться с ними, они ждут. Они не знают, что вы здесь. Пруэн, вам тоже лучше уйти.

Она выпорхнула из кабинета с быстротой, которая, казалось, очень уязвила Маннеринга. Он стоял, сцепляя и расцепляя пальцы, а затем уселся подле стола. Пока Пруэн с девушкой уходили, я прошептал Хоскинсу в открывшуюся дверь:

– Уведите оттуда Коллинза. Пусть болтают, а вы слушайте.

Затем, отпустив и Мартина тоже, я вернулся к Маннерингу, достав блокнот. Маннеринг, казалось, этого и не заметил. Он сгорбился в кресле с выражением горести и отчаяния. Атмосфера в кабинете переменилась, из нее будто исчезла вся жизнь. Чуть дрожа, Маннеринг сжимал и разжимал кулаки, водя из стороны в сторону большими пальцами. Когда же он заговорил, его речь звучала так отрывисто, будто он произносил слова между ударами посреди боя.

– Что со мной не так? – спросил он.

– Не так?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Я человек. И мне плевать на этих свин… Никогда в жизни, если вдуматься, мне не было дела до того, что у них на уме, до тех пор, пока клапан не стал барахлить. – Он прижал руку к груди там, где находится сердце. – Теперь я и шагу не могу ступить, не думая о них. Только я попытаюсь сделать что-нибудь, даже самое пустяковое, и – раз! – ну, вы сами понимаете. И вот я уже выставляю себя распоследним ослом, ненавижу, – процедил он сквозь сжатые зубы тихим голосом, но с такой яростью, что его лицо вмиг покраснело. – Боже, на свете для меня нет ничего ненавистнее, чем роль осла…

Мне невольно начинал нравиться этот человек.

– Вы не считаете, – сказал я, – что если бы вы перестали так много думать об этом и просто выбросили из головы…

– Не думать! Не думать? Приведите человека в комнату и скажите ему не смотреть на стены. Или в театре скажите ему смотреть куда угодно, кроме сцены. Человек постоянно смотрит сам на себя – по крайней мере, я точно… И до недавнего времени я считал, что это абсолютно нормально. Мне нравилось то, каким я был в собственных глазах, – произнес он с совершенно неосознанным высокомерием, – потому что я выглядел вполне нормально и я вовсе не был похож на дурака… Но внезапно что-то изменилось… и теперь мне придется жить с этим и говорить, говорить… Слушайте, у меня за плечами многое, и я не хотел бы это обсуждать без необходимости, все это звучит настолько бредово, если произнести вслух, что я сам вижу, какой я идиот. Вы меня понимаете? Да, порой я оскорбляю людей. Если подумать, то в прошлом… я делал так потому, что был невысокого мнения о них, – он констатировал это как факт, не вызывающий сомнений, – но теперь я делаю это преднамеренно. Я размышлял об этом в связи с компанией, окружающей Мириам.

– Вы с ними знакомы?

– Я встречал Холмса и мисс Кирктон – вот и все. Я тогда сказал, что у меня нет ни малейшего желания знакомиться с остальными, – холодно проговорил он, – потому что они были мне неинтересны. Помню, у Мириам была фотография того парня по имени Сэм Бакстер… такая увеличенная и раскрашенная; ей нравятся всякие ребяческие вещи… ну, я во всех деталях сравнил его с тайским орангутангом, применив совершенно научный метод.