Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 81 – Джон Диксон Карр

Я был страшно занят, но в тот момент все остальные дела могли подождать. Так что я уселся и, закрывшись от мира, стал думать. Несмотря на то что я наговорил Попкинсу, сами видите, какой оборот стало принимать это дело. Я был просто уверен, что Мириам знала этого Пендерела, это следует из множества деталей, которые вы и сами слышали; но что заставило меня отбросить всякие сомнения, так это зацепка, которую Попкинсу удалось разнюхать своим длинным носом, хотя он и обернул все по-своему. С чего бы, когда она узнала о трупе Пендерела, ей было просить к телефону Харриет Кирктон, да еще изменив голос?

Так вот, эту Кирктон я знать не знал. На самом деле я и Мириам не видел уже три года с тех пор, как она только стала расцветать и превращаться в чертовку, которая так обаятельно морщит носик с возгласом «Иу-у!». В одном я не сомневался: смелости ей не занимать, что она в этом случае и продемонстрировала. Эта девица Кирктон вроде как была ее лучшей подругой. Восемнадцать месяцев она провела с Мириам в той богом забытой стране и вернулась с ней на корабле, так что она, вероятно, была в курсе всего. Пендерел прибыл в Англию из Багдада четыре месяца назад. Мириам вернулась в Англию из Багдада месяц назад, и по приказу Джеффа ее немедленно отослали к тетке в Норфолк, причем тетка ждала ее на причале, чтоб не упустить и держать под присмотром до тех пор, пока Джефф сам не вернется домой и не примет вахту. Без веской причины вот так никто не отослал бы к тетке человека, который два года был вдали от родного города и друзей. К тому же в кармане у Пендерела обнаружили газетную вырезку, в которой говорилось о Мириам; да и Каррутерс сообщил о том, что из всей компании один человек определенно слышал имя Рэймонда Пендерела, и это была Харриет Кирктон, а Мириам, кажется, узнала лицо мертвеца, когда увидела его. Вот они, все крошечные недоказуемые внесудебные свидетельства, которые привели к одному большому.

Я не так много знаю о женщинах, ведь был женат лишь раз, в любом случае единственная причина, по которой мужчины любят на эту тему порассуждать, кроется в желании прослыть остроумцами. Однако две вещи я знаю наверняка. Я ни разу в жизни не встречал женщин, которым нравятся шляпы-котелки, и я ни разу не видел, чтобы женщина могла удержаться от того, чтобы подать сигнал тревоги, если только этому не мешает какое-нибудь очень личное обстоятельство. Прошлой ночью Мириам ринулась к телефону так быстро, как только смогла. Естественно, но если ее напугал лишь тот факт, что в музее был труп, а не именно этот труп, она позвонила бы Холмсу домой, где собралась вся честная компания, и выпалила бы в трубку первому, кто поднял бы ее: «Договаривайтесь о показаниях и держитесь их, в музее труп». Но не об этом она подумала в первую очередь. Нет, нет, нет. В первую очередь она захотела лично предупредить именно эту девушку о том, о чем остальные не знали. О том, что нужно было от остальных скрыть. Если бы она сказала в трубку: «Это Мириам», сначала ей пришлось бы сообщить новости, а это задержало бы ее и Каррутерс успел бы поймать ее с телефоном, чего она не могла себе позволить. Она хотела сказать не: «В музее труп, мы все влипли», она хотела сказать: «Пендерела убили, молчи об этом». Она сочла это куда большей проблемой. Отсюда и измененный голос, она вновь заговорила бы своим голосом, когда к телефону подошла бы Харриет.