Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 82 – Джон Диксон Карр

Ну что, умники, улавливаете? Сколько бы Попкинс ни разнюхивал, а этот факт налицо. Она хотела сказать Харриет нечто настолько важное, что собиралась сделать это до того, как сообщить остальным об убийстве. Нечто, что Мириам сама только что узнала, а именно – кто убит. Это означает, что или она, или Кирктон, или они обе были как-то связаны с Пендерелом.

Этот ее телефонный звонок – примечательный момент, вы так не думаете? Я вот думаю. Потому что личность убитого затмила для нее сам факт, что он был убит. Возможно, подобным образом ведет себя женщина, виновная в так называемой «неосмотрительности». Но не женщина, виновная в убийстве.

Тем не менее дело было дрянь, и лучше мне не стало, когда сообщили, что на проводе Джефф Уэйд. Я мысленно приготовился к битве с грохотом пушек вокруг. Я сказал в трубку: «Привет, Джефф», и он пророкотал в ответ: «Привет, Берт». В этом его высоком, надломленном и напористом голосе не прозвучало никакой резкости или вибраций, из-за которых пришлось бы держать трубку на расстоянии двух футов от уха. Но было кое-что другое. Когда я сказал ему: «Ты знаешь, по какому поводу я звоню?» – он не ответил так, как обычно отвечал, когда я начинал разговор с какого-нибудь ничего не значащего вопроса. Черт возьми, он не сказал мне: «Денек, значит, хороший?», притворившись, что понятия не имеет, о чем это я, пока не услышит в ответ: «Эй, ты, старый балбес, выключай дурачка и отвечай мне», а затем он должен был сказать: «Ох, так-то лучше» – своим обычным голосом и бодро перейти к сути дела.

Я был в своего рода шоке, услышав, как он бормочет:

– Пу-пу-пу. Так и думал, что ты мне позвонишь. – (Повисла такая долгая тишина, что мне показалось, будто пропала связь.) – Дрянное дело, конечно, Берт. Ты занят?

– Я постоянно занят.

– Ну, я вот о чем подумал… Ты мог бы приехать ко мне где-то к двум часам?.. Я в музее. Хозяйка квартиры этого Пендерела связалась со мной, говорит, у нее есть какая-то важная информация. Плохо дело, Берт. Очень плохо.

И первый раз за все наше знакомство его голос зазвучал по-стариковски.

Я добрался до музея немногим позднее двух часов. Обед как-то неуютно чувствовал себя в желудке, чего обычно со мной не бывает, а ботинки нещадно жали. Тем временем единственной свежей новостью было то, что отпечатки Иллингворта идеально совпали с теми, что мы обнаружили в лифте; этот лифт какое-то время стоял без дела, поэтому его отпечатки там были единственными, так что с этой частью истории старика все было в полном порядке. Я официально передал Хэдли дело вместе со всеми рапортами. А еще, хоть на дворе и был июнь месяц, промозглая морось больше напоминала октябрь.

Разумеется, двери музея были заперты, однако перед ними выросли как грибы после дождя черные шляпки зонтов. Я не без удовольствия отпихнул парочку, пробираясь к дежурному констеблю; двери мне открыл Уорбертон, дневной сторож Джеффа, гораздо больше походивший на вояку, нежели Пруэн.

Несмотря на то что я бывал в музее несколько раз, представлял я его скорее по описаниям Каррутерса и Иллингворта. В этом искусственном лунном свете все выглядело как-то странно знакомо, даже то, как торчали оглобли повозок на экспозиции, даже отражение бело-голубой потолочной плитки в стеклянных витринах, хотя не думаю, что когда-нибудь расхаживал там во сне. Мне сообщили, что Джефф сидит в кабинете хранителя. Один.