Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 130 – Энтони Бучер

— Как холмсианец, — проговорил Федерхут, — я в восторге от этого решения Ватсона. Но как юрист я не впечатлён. Это догадка, и больше ничего. Будь вы в суде, мой дорогой Ватсон, как бы вы попытались это доказать?

— Как по маслу. Я бы поймал обоих этих таксистов и привёл их туда. Они видели вас прямо на месте преступления.

— Верно, — рассудительно заметил Федерхут. — Их показания были бы весомы, не так ли? И поэтому, мой дорогой Ватсон, мне придётся просить вас освободить этот дверной проём, пока я выйду из дома, иначе, к сожалению, я вынужден буду выстрелить в вас, как иногда стреляют в замок.

Он повернулся ровно настолько, чтобы позволить всем увидеть пистолет в его руке.

— Я не боялся, джентльмены, вашего коллективного ума. Вы так сильно напрягались, что я знал — столь простой истины вы не откроете. Но наш всеми любимый сержант изменил мои планы. К несчастью, он уничтожил работу, ради которой я сюда прибыл; пусть это будет для него утешением, если он достаточно мудр, чтобы отойти от этой двери и остаться в живых.

Никто не проронил ни слова, даже Харрисон Ридгли. Поворот произошёл столь внезапно, так тихо, что говорить что-то не имело смысла.

— Пусть послужит ему утешением и то, что он проницательно догадался. Всё даже, как он сказал. Я обнаружил, что Уорр имел некие документы в распоряжении. Их я изъял, а с ними некоторые другие. Я щедр, видите ли. Там были показания под присягой — не знаю, как полученные, — доказывающие, что мистер Эванс не настоящий Джон ОʼДаб; были и другие показания, которые могли бы заинтересовать герра Ридгли. Вы мне нравитесь, джентльмены, и я был рад служить вам. Но больше всего я рад тому, что служил Третьему Рейху и нашему Вождю, — он проговорил это просто, без всякого фанатизма. — Вы слишком много говорите в этой стране о злодеяниях нацистов. Вы делаете из них людоедов и монстров. Мы люди, meire Herren, и вот чего вы не понимаете — мы желаем вам добра. То, за что мы боремся, и ваша борьба. Ваша борьба против евреев и международных ростовщиков, высасывающих из вас все соки. Мы не хотим войны и ненависти, хотя Чемберлены и Рузвельты, и другие поджигатели войны — мелкие тираны вроде Рыдз-Смиглого и Бека^[127]— могут ещё подтолкнуть нас к этому. Но если начнётся война, помните, что мы сражаемся и за вас; и что, когда мы закончим, то поможем вам создать новую Америку, свободную Америку, очищенную, наконец, от своих угнетателей и осквернителей.

— Чёрт бы меня побрал, — пробормотал Ридгли. — Он верит в это.

— Конечно, — удивился Федерхут. — Из-за того, что я убил такую тварь, как Стивен Уорр, вы считаете меня злодеем? Я убил его, поскольку он разрушал мою миссию здесь. Теперь эта миссия, увы, совершенно разрушена. Вы все о ней знаете, и я не могу убить вас всех. Вы мои друзья. Кроме того, это было бы очень глупо. Теперь я должен спасаться.

— Не будьте глупцом, — проворчал Финч. — Вы не сможете уйти далеко.

— Вы не знаете нашей мощи, Herr Leutnant. Я действительно могу уйти очень далеко. Отто Федерхут навсегда исчезнет. Но я продолжу его работу где-нибудь ещё. Неважно, где. Что касается меня, я охотно заплачу за своё преступление. В дни моей молодости, будучи судьёй, я презирал бы человека, ищущего смерти, чтобы спастись. Но теперь я знаю, что у человека есть высшие обязательства, более важные, чем перед своей жизнью или даже перед своей смертью. Я должен идти дальше. И потому должен вновь просить вас, сержант, отойти от этой двери или быть застреленным.