Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 60 – Энтони Бучер

Преимущество белых было ещё больше, чем заметил я, поскольку вскоре игрок заговорил вновь.

— Matt! — произнёс он тоном, выражавшим торжествующую ухмылку, должно быть, скрывавшуюся за чёрной тканью.

Чёрные отодвинули стул.

— Es geht doch immer so, — вздохнул игрок без особого сожаления. — Так всегда бывает.

Всё то время, что я сидел в этой маленькой комнате, те трое разговаривали по-немецки, хотя здесь я передам их реплики по-английски. Поначалу я счёл это уловкой, не позволяющей мне понимать их разговор; но позднейшие события заставили меня взглянуть на вещи иначе. В любом случае, уловка, будь она единственной, не достигла бы своей цели, поскольку, хотя говорю я по-немецки вяло, но за разговором могу следить достаточно свободно.

— Пусть мир идёт своим чередом, — засмеялись белые. — Независимо от того, восторжествуют ли подлые силы международного еврейства или мы приведём мир к новой, более благородной жизни, одно останется неизменным: я обыграю вас в шахматы.

— Но и он полезен, — указал охранник на чёрных. — Кто ещё придумал бы, как избавиться от тела?

— Верно, — признали белые. — Это был мастерский ход. И какое счастье, что случай привёл нас в этот дом, где окно так удобно выходит на железнодорожные пути.

Я инстинктивно взглянул на окно, но жалюзи были плотно опущены.

— Он скатится с крыши вагона за много миль отсюда, — рассмеялись чёрные. — И когда это произойдёт, кто узнает его, с разбитым лицом и в чужой одежде? — чёрные посмотрели на меня, словно ожидая одобрения их таланта. Улыбку, которую я исхитрился изобразить, следовало бы, боюсь, счесть болезненной, но в тот момент она, по-видимому, прошла проверку.

— Наш друг Олтемонт молчалив, не правда ли? — риторически вопросил охранник. — Но неважно. Он здесь не для светских развлечений; он принёс костыль, и это главное.

— Забавная штука этот костыль, — заметили чёрные, наделённые, по-видимому, некоторым чувством юмора. — В самом деле, мы словно берём у калеки костыль, когда берём у этой пропитанной евреями демократии, — и это слово он произнёс с бесконечным презрением, — её чертежи субмарины.

— Они будут куда полезнее нам, — спокойно проговорили белые. — Ещё партия, пока мы ждём вестей от Гроссмана?

— Он должен быть здесь с ирландкой с минуты на минуту, — сказал им охранник. — Та может оказаться полезна, если не станет слишком сопротивляться.

— По крайней мере, можно начать, — сказали белые, а чёрные засвистели мелодию из «Тристана», сопровождающую слова: «Mein Irisch Kind, wo weilest du?»^[65]

Пока они расставляли фигуры и начинали новую партию, я размышлял об ужасном положении дел, открытом мне столь неосторожным разговором. Кем бы ни был этот Олтемонт, он должен был стать средством передачи с помощью алюминиевого костыля жизненно важных чертежей американской подлодки этой группе эмиссаров нацистской Германии. Какая жизненно важная информация могла быть передана в сообщении столь кратком, как найденное мной в костыле, я не мог представить; но чем дальше, тем больше осознавал крайнюю важность того, чтобы это послание никогда не попало в их руки.

Мне трудно было сосредоточиться на своей проблеме. По какой-то нелепой причине слова охранника об «ирландке» постоянно толкали меня на путь конструктивного размышления. Фраза из «Тристана» не давала мне покоя, а вместе с ней, в великолепном несоответствии с окружающей меня ситуацией, и те первые строки «Бесплодной земли»,^[66]где она цитируется. Но здесь не место для изложения увлекательной тематики результатов свободных ассоциаций.