Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 63 – Энтони Бучер

Участковый полицейский на обходе заметил мужчин, выходящих из дома, который, как он знал, заброшен. К счастью, мимо как раз проезжала патрульная машина; он оставил её, и они бросились в погоню. Но у добычи оказалась небольшая фора, достаточная, чтобы быстро скрыться из виду. Полиция вернулась осмотреть дом, где они не нашли ничего, кроме некоторой дешёвой мебели и этого костыля, который и везли в управление, чтобы разобраться, что интересного из него можно извлечь. Джо, слегка удивлённый моим вопросом, добавил, что дом, где они нашли костыль, недалеко от железной дороги.

Вероятно, вы теперь спросите меня, какие выводы я делаю из этого странного приключение и какое отношение имеет оно к делу Уорра. На данный момент, я предпочитаю остановиться на фактах и оставить теории до тех пор, пока не услышу детали столь же, как мне представляется, любопытных приключений, случившихся с другими членами общества. Скажу я лишь вот что: очевидно, кто-то в том доме занимается гнусным шпионажем, и что это благословение для нашей нации, что я случайно занял его место сегодня утром.

У меня есть лишь один ключ к личности того человека — реплика молодого человека «Вперёд, в авто». Это крайне неожиданное замечание для того, чтобы побудить кого-то сесть в такси. Можно сказать «В такси», «В машину» или просто «Вперёд», но едва ли «Вперёд, в авто».

Однако было бы вполне естественно сказать «Вперёд», если дальше следует обращение. И чем больше я размышляю над этой проблемой, тем больше убеждён, что молодой человек, зная товарища по заговору по имени, но не по внешнему виду, на самом деле сказал: «Вперёд, Отто».

* * *

Тишина встретила завершение необычайного повествования Дрю Фернесса — тишина, нарушенная громким взрывом смеха Отто Федерхута. Копна седых волос австрийского юриста трепетала от ритмичного веселья, сотрясавшего всё его тело.

— Это уже слишком! — выдохнул он. — По-всякому меня называли. Еврейской собакой меня называли, когда я выносил по всей справедливости решение против какого-нибудь могущественного гауляйтера. Атеистом меня называли, и красной поганкой называли, и московской шлюхой. Ко всем этим именам я привык; их истеричная неточность меня уже не забавляет. Но что теперь меня назовут нацистским агентом — Herr Professor, вы великолепны!

— Обвинение выглядит, по меньшей мере, странным, — улыбнулся доктор Боттомли. — Возможно, Фернесс, нам лучше отложить конкретные обвинения до тех пор, пока мы не выслушаем все рассказы о своих приключениях.

Дрю Фернесс выглядел сильно удручённым подобной реакцией.

— Так вот зачем, — вставила Морин, чтобы умерить его смущение, — вы звонили сегодня мне на студию.

Но это упоминание смутило его лишь сильнее.

— А… да, — нерешительно признал он. — Естественно, я… то есть, конечно, я хотел проверить свой опыт со всех сторон, и, так сказать, всё, естественно, указывало, что мне надо попытаться выяснять, где вы… Другими словами, поскольку я больше не знаю ирландок…

— Короче говоря, — вмешался доктор Боттомли, — вы, Фернесс, чертовски беспокоились о девушке и хотели узнать, всё ли с ней в порядке.

— Стоит ли выносить эти нежные признания на свет, доктор? — протянул Харрисон Ридгли. — Пусть профессор, если хочет, скрывает свою тайную страсть; не заставляйте беднягу обнажать душу.