Книга Что дальше, миссис Норидж?, страница 128 – Елена Михалкова

Амелия слушала гувернантку со все возрастающим изумлением.

– Замысле… – дрожащим голосом повторила она. – Жозефина, ради всего святого, объясни мне, о каком замысле идет речь!

Миссис Таублер сложила руки на груди.

– Я отказываюсь понимать, в чем меня обвиняют!

– Среди пепла мне удалось отыскать сохранившийся обрывок дневниковых записей, – спокойно сказала Эмма. – Вот он.

С этими словами она аккуратно расправила на скатерти обгорелый клочок бумаги. Стивен Каннингем, сидевший ближе всех, подался к ней и вслух прочитал:

– «Повсюду вонь жареного мяса, это невыносимо…»

– И это все? – Жозефина расхохоталась. – Амелия, я бы на твоем месте немедленно написала миссис Кларк, предостерегая ее от общества этой женщины. Вонь жареного мяса? Это тот фундамент, на котором вы строите свои обвинения, утверждая, что дневник написала не я, а Фредерик Свенсон?

Миссис Норидж кивнула:

– Ну разумеется. Мистер Свенсон всю жизнь страдал от своего недуга. Он держал его в большой тайне и изливал свое сердце только дневнику. Да еще его верный слуга знал о том, что происходит. Ваш отец, мисс Свенсон, многие годы мучился от приступов эпилепсии, также называемой падучей болезнью.

Девушка прижала ладонь к губам.

– Со временем мистер Свенсон заметил, что приступам предшествуют одни и те же симптомы. Во-первых, его глаза начинали болезненно реагировать на свет.

– А что же во-вторых? – прошептала побелевшая Амелия.

– Незадолго до приступа его охватывало состояние, которое можно назвать обонятельной галлюцинацией. При зрительных галлюцинациях мы видим то, чего не существует: людей ли, призраков… Обонятельные вызывают в нашей памяти некий запах, которого в действительности нет.

– Жареное мясо? – ошеломленно протянул Стивен.

– Именно так, мистер Каннингем. Эти строки свидетельствуют о том, что мистер Свенсон знал о симптомах. Он понимал, что они означают приближение припадка. Он удалялся ото всех, чтобы скрыть то, что считал позором. Лишь мистер Эймори был его доверенным лицом. Со временем приступы стали приходить все чаще и чаще. Вот почему полы в Дорвик-хаусе устланы коврами – на тот случай, если хозяин упадет в судорогах, не успев добраться до спальни. В конце концов, увы, так и произошло. Нет сомнений, мисс Свенсон: ваш отец стал жертвой эпилептического припадка.

Амелия не могла выговорить ни слова. Мажордом, стоявший у стены, обеспокоенно смотрел на нее.

– Вы уверены, что резкий аромат гиацинтов вызывает у вас обморок, – продолжала Эмма, обращаясь к ней. – Но это лишь плод вашего воображения. Все обстояло наоборот: ваш разум, предвидя приступ, предупреждал вас о нем обонятельной галлюцинацией. Мистер Эймори, будьте добры…

Старый гном отлепился от стены, наклонился к стулу, стоявшему возле Амелии, и вытащил небольшую вазу с тремя голубыми гиацинтами. Девушка вскрикнула, словно увидела собственную смерть.

– Они ничуть для вас не опасны, – заверила Эмма. – Аромат виндзорского супа перебил их запах, однако вы не могли его не почувствовать. И что же? Ничего не произошло. Разве вам дурно? Разве проваливаетесь вы в темноту, которая вас так страшила?

Амелия закусила губу до крови. Однако решительно покачала головой.

– Гиацинты ни в чем не виноваты. Но виноват человек. – Миссис Норидж перевела взгляд на Жозефину. – Когда мистер Хилл, точно охотничий пес, принес вам свою находку вместо того, чтобы доставить ее прямиком в руки законной наследницы, вы изучили дневник и поняли, как протекала болезнь Фредерика Свенсона. И что же? Внезапно вы стали свидетельницей такого же приступа у его дочери.