Книга Опаловая змея, страница 165 – Фергюс Хьюм

Между тем все это время Пиклз лежал, пытаясь зализать свою рану и, очевидно, недоумевая, из‐за чего весь этот шум. Даукер пристально наблюдал за ним и вскоре заметил, что пес начинает дремать. Эллерсби схватил кинжал и уже собирался яростно швырнуть его обратно Даукеру, как вдруг детектив испуганно вскочил.

– Ради бога, не надо! – закричал он. – Я думаю, что он отравлен.

Эллерсби посмотрел и увидел, что Пиклз пытается подняться на ноги. Он, вероятно, понял, что с ним что‐то не так, потому что заскулил, и глаза его побледнели. Его хозяин опустился рядом с ним на колени и вытер кровь носовым платком, но было уже слишком поздно. Пес раз или два разинул пасть, попытался подняться на ноги, пошатнулся и упал на бок, судя по всему, мертвый. Увидев это, Эллерсби вскочил на ноги и впал в ярость.

– Черт бы вас побрал с вашим делом! – в бешенстве орал он. – Вы убили мою собаку!

– Мне очень жаль, сэр, – сказал Даукер, подходя и поднимая кинжал, – это был несчастный случай.

– Слишком дорогой для меня несчастный случай, – с горечью возразил Эллерсби. – Вот вам и доказательство, что кинжал отравлен.

– Да, – сказал Даукер довольным голосом, – значит, преступление совершили другим таким же кинжалом, потому что если отравлен один, то здравый смысл подсказывает, что и другой тоже.

Он, по‐видимому, совсем забыл о потере, только что понесенной Эллерсби, ведь бульдог, несомненно, был мертв.

Молодой джентльмен посмотрел на него с отвращением.

– Идите к черту, – бросил он раздраженно, – и благодарите свою фортуну, что я не заставляю вас платить за это.

Даукер еще раз пробормотал что‐то о несчастном случае, затем, сунув роковой кинжал, снова завернутый в бумагу, в карман, удалился. Спускаясь вниз, он встретил доктора, поднимавшегося наверх, и, оказавшись снаружи, дал волю радости, что получил доказательство присутствия яда на крисе.

– А теперь, – заключил он, – я зайду к мистеру Десмонду.

Примроуз-Кресент находится недалеко от Тоттенхэм-корт-роуд, и хотя недалеко от него большая магистраль полна шума и суеты, здесь все относительно тихо. Тишину нарушают лишь тележки молочников, разве что иногда появляется какой‐нибудь обтрепанный экипаж или забредает компания оборванных нищих, горланя скабрезные песни нестройными от джина голосами. Шарманщик тоже не редкий персонаж, и часто можно услышать, как его адская машина играет последние мелодии из мюзик-холла, пока он оглядывается в поисках скромного подаяния.

Дома здесь довольно мрачные, высокие – очень высокие, построенные из тусклого красного кирпича, с окнами без ставен и маленькими железными балкончиками, присутствующими больше для вида, а не для использования по прямому назначению. Никакая Джульетта из Блумсбери не может склониться над декоративной железной решеткой и нашептывать Ромео нежности – в таком случае она немедленно свалилась бы в подвал, где обитают слуги в обществе домашних кошек, и любовная сцена закончилась бы в прозаических стенах больницы.

В Примроуз-Кресчент можно найти немало пансионов, где живут городские клерки, литераторы и приезжающие актеры. Налет богемности пронизывает всю улицу, и, возможно, в будущем аккуратные таблички, вставленные в стены домов, сообщат потомкам, что здесь жили Горацио Маггинс, знаменитый поэт, и Саймон Мемфисон, знаменитый актер. Но пока слава еще далека от тихой улицы, и обитатели ее все еще с трудом пробираются по лестнице жизни, кто вверх, кто вниз – в зависимости от своих наклонностей.