Книга Ночь Бармаглота, страница 9 – Фредерик Браун

Вернулся Смайли. Он указал пальцем на дверь.

— Не нравится мне этот парень, док, — сказал он.

— Эл? Да нормальный парень. Может, молоко на губах слегка не обсохло. Ты предубеждён, потому что не знаешь, откуда он берёт деньги. Вдруг он завёл станок и сам их печатает? Если задуматься, у меня печатный станок есть. Не попробовать ли?

— Чёрт, да не в этом беда, док. Не моё дело, как он зарабатывает деньги и где их берёт, если не зарабатывает. Суть в том, как он говорит. Ты тоже говоришь безумно, но ты, ну, мило это делаешь. А когда он мне что-то говорит, ощущение, что он хочет заставить меня почувствовать себя тупым ублюдком. Может, я такой и есть, но…

Мне вдруг стало стыдно за всё, что я когда-либо сказал Смайли, заранее зная, что он не поймёт.

— Дело не в интеллекте, Смайли, — произнёс я. — Это просто вопрос образования. Выпьем, и мне пора бы идти.

Я налил ему на сей раз больше, чем себе. Эффект уже ощущался, и я не хотел слишком надираться, чтобы Эла Грейнджера ждала хорошая партия в шахматы, если он заглянет.

И я безо всяких причин сказал:

— Ты хороший парень, Смайли.

А он засмеялся и сказал:

— Ты тоже, док. Вопрос образования или нет, ты слегка того, но парень ты хороший.

А потом, поскольку мы оба смутились, заметив, что болтаем такое, я поймал себя на том, что смотрю поверх Смайли на календарь над барной стойкой. Это был обычный для таких мест календарь с почти слишком сладострастной обнажённой женщиной, отпечатанный братьями Бил.

Я заметил, что слегка нервничаю из-за того, что уставился на него, хотя выпил слишком мало, чтобы это как-то подействовало на голову. Прямо в тот момент, например, я думал о двух вещах разом. Часть моего мозга, к отвращению моему, упорно задавалась вопросом, смогу ли я убедить «Братьев Бил» давать объявление на четвёртую часть страницы вместо восьмой; я пытался подавить эту мысль, говоря себе, что сегодня вечером мне всё равно, кто и когда вообще будет помещать рекламу в «Гудке», но эта часть моего мозга продолжала спрашивать меня, почему, чёрт побери, я упустил шанс продать «Гудок» Клайду Эндрюсу, раз уж так к этому отношусь. Но другая часть моего сознания всё больше и больше раздражалась от картинки на календаре, и я сказал:

— Смайли, тебе надо убрать этот календарь. Он лжив. Таких женщин не бывает.

Он обернулся и тоже посмотрел на него.

— Думаю, ты прав, док; таких женщин не бывает. Но мечтать не вредно, а?

— Смайли, — сказал я, — если это не первая глубокая мысль, тобой сказанная, то уж точно самая глубокая. Ты прав. Более того, я разрешаю тебе оставить календарь.

Он засмеялся и отошёл протереть остальные стаканы, а я стоял там и удивлялся, почему не иду домой. Было ещё рано, не пробило и восьми. И я пока не хотел выпить. Но к тому времени, как приду домой, захочу.

Так что я достал бумажник и подозвал Смайли. Мы подсчитали, на сколько я отлил из бутылки, и я одобрил, а затем я купил ещё одну бутылку, полную кварту, а он завернул её мне.

Я вышел с бутылкой под мышкой и сказал: «Пока, Смайли», а он сказал: «Пока, док», так же небрежно, как обычно, как будто та ночь невнятной болтовни, что ещё не началась, была уже позади… Но позволим вещам идти своим чередом.

Дорога домой.

Всё равно нужно было идти мимо почты, так что я заглянул туда. Отделение, конечно, было закрыто, но вестибюль всегда оставляют открытым по вечерам, чтобы обладатели личных ящиков могли забирать оттуда почту.