Онлайн книга «Расследования Арсена Люпена»
|
Супруги де Жувель и их гости слушали и смотрели с особым напряженным вниманием, осознавая, что подобное зрелище навеки врежется им в память. Прислуга Вольника, работники фермы, примыкавшей к одной из стен усадьбы, и десяток крестьян из соседней деревни толпились во всех дверях и уголках замка, и все как один ощущали исключительность этого момента. Никто не мог узнать произведение, которое исполняла Элизабет Орнен. Ее голос взмывал к небу, разлетаясь низкими, глубокими и временами трагическими нотами, от которых все же веяло надеждой и жизнью. И вдруг… Следует заметить, что все происходило в атмосфере полной безмятежности и не существовало ни единой мыслимой причины, способной нарушить это ощущение абсолютной защищенности от любой опасности. Все случилось неожиданно и мгновенно. И даже если зрители и испытывали в эту минуту несхожие чувства, все они впоследствии утверждали одно: все произошло с молниеносностью взрыва бомбы и ни предугадать, ни предвидеть несчастье было невозможно (именно такие слова встречаются во многих показаниях). Внезапно случилась трагедия. Волшебный голос неожиданно смолк. Живая статуя, которая пела на возвышении, вдруг покачнулась на каменных обломках, служивших ей пьедесталом, и рухнула, не издав ни малейшего крика испуга и даже не попытавшись сохранить равновесие и устоять на возвышении. И сразу же стало совершенно очевидно, что певица вообще не испытала мук агонии, ибо смерть – на глазах у потрясенных зрителей – настигла ее мгновенно. Действительно, когда все добежали до верхней площадки, Элизабет Орнен лежала безжизненная и мертвенно-бледная. Апоплексический удар? Сердечный приступ? Нет. По ее обнаженному плечу и шее струилась кровь. Все сразу увидели рану. И заметили еще кое-что необъяснимое… и у кого-то вырвался крик: – Ожерелья исчезли! Было бы долго и утомительно пересказывать подробности расследования, которое в то время занимало все умы. К тому же расследования безрезультатного и вскоре закрытого. И судебные следователи, и полиция – все, кто в нем участвовал, – с самого начала словно уперлись в глухую стену, так что их усилия оказались тщетными. Создавалось впечатление, что поделать здесь ничего нельзя. Да, преступление; да, кража. Вот и все, что удалось установить. Сам факт злодеяния не вызывал сомнений, хотя не было обнаружено ни оружия, ни убийцы. Но сам факт убийства никто не оспаривал. Из сорока двух свидетелей пятеро утверждали, что видели где-то вдалеке некое свечение, однако эти пять показаний не совпадали между собой относительно источника и направления этого света. Остальные тридцать семь присутствующих вообще ничего не заметили. Также трое свидетелей заявили, будто раздался глухой шум взрыва, тогда как остальные тридцать девять ничего не слышали. Сама же очевидность преступления не вызывала разногласий, поскольку имелась рана. Страшная, ужасающая рана в верхней части левого плеча рядом с шеей, оставленная чудовищной пулей. Пулей? Но тогда выходило, что преступник прятался среди развалин где-то выше, хотя, судя по всему, рана, из которой хлестала кровь, была скорее нанесена каким-то тупым предметом – молотком или кастетом. Но кто им орудовал? И как такой удар мог остаться никем не замеченным? А с другой стороны, что случилось с ожерельями? Если совершены два преступления – убийство и кража, – то чьих рук это дело? И каким чудом нападавшему удалось скрыться, если несколько слуг, глазевших из окон верхнего этажа замка, не отрывали взглядов ни от певицы, ни от площадки, на которой она стояла, и, наблюдая момент ее падения, видели, как безжизненное тело рухнуло на землю. Нет, все эти люди непременно заметили бы появление какого-то человека, его паническое бегство по саду… Причем сзади, за развалинами часовни, высилась отвесная скала, по которой физически невозможно ни подняться, ни спуститься. |