Онлайн книга «Расследования Арсена Люпена»
|
– Антонина! Антонина! – повторял он в возбуждении. Она улыбнулась ему; в глазах у нее стояли слезы, а улыбка была полна горечи и глубокой нежности! Он искал ее губы. Оттолкнет ли она его, как тогда, в гостиной замка Вольник, или ответит? Она не стала сопротивляться. Глава 12 Две улыбки Они вдвоем заканчивали завтрак, который камердинер сервировал на столике в спальне. Окно выходило в сад, откуда доносился аромат цветущей бирючины. Между двумя каштанами – слева и справа – виднелась улица, над ней сияло голубое небо. Рауль говорил без умолку. Вся его радость победы над Горжре, победы над Большим Полем, победы над очаровательной Кларой вылилась в слегка комический переизбыток чувств, в забавную сентиментальность, в бахвальство и неотразимую словоохотливость, одновременно нелепую и очаровательную, бесхитростную и циничную. – Говори еще… говори… – умоляла она, не сводя с него взгляда, в котором грусть мешалась с весельем молодости. А когда он замолкал, она настаивала: – Говори… Расскажи мне… Расскажи мне еще раз все, что я уже знаю… Повтори свой рассказ о приключении в руинах замка с участием Горжре, об аукционе… и о вашем разговоре с маркизом. – Но ты же и сама была там, Антонина! – Не важно! Все, что ты делал, все, что говорил, восхищает меня. И потом, есть вещи, которые я не совсем понимаю… Так это правда, что ты поднимался ночью в мою спальню? – Да. – И не осмелился подойти ко мне? – Да, черт возьми! Я боялся тебя. Ты ужасно вела себя в замке Вольник. – А до этого ты побывал в спальне маркиза? – У твоего крестного? Да, побывал. Я хотел найти письмо твоей матери, которое ты ему отдала. Из него я узнал, что ты его дочь. – Я поняла это, – задумчиво произнесла она, – когда нашла в его кабинете в Париже фотографию моей матери, помнишь? Но это не важно. Теперь твоя очередь говорить. Повтори… Объясни… Он начинал все сначала. Объяснял. Изображал в лицах. Был поочередно то смешным нотариусом Одига, то обеспокоенным, озадаченным маркизом д’Эрлемоном. А потом становился изящной и пластичной Антониной. Она протестовала: – Нет, это не я… Я не такая. – Ты была такой позавчера и в тот раз, когда пришла ко мне домой. У тебя было именно такое выражение лица… и еще вот такое… Сейчас покажу… Она смеялась, но не уступала: – Нет… ты плохо меня разглядел… На самом деле я вот какая… – Верно! – воскликнул он. – Я же помню, как ты выглядела сегодня утром, у тебя сияли глаза и ослепительно сверкали зубы. Ты уже не та молоденькая провинциалка, какой казалась в тот день, и не та девочка в замке, на которую я не хотел смотреть, хотя и угадывал, что с ней творится. Ты другая, но по-прежнему сдержанная и скромная, и у тебя те же белокурые волосы, которые я узнал вчера вечером; и я узнал тебя, твой грациозный и изящный силуэт, в балетном костюме. Она так и оставалась в этом своем сценическом наряде – в корсаже из лент и голубой юбке, усыпанной звездами. И в таком виде она была настолько желанна, что он заключил ее в объятия. – Да, – сказал он, – я угадал, что это ты, потому что только ты одна могла создать на сцене такой соблазнительный образ. Но как же я старался понять, кто скрывается под маской! И как же я волновался, когда снимал ее! Но это оказалась ты! Ты! И это будешь по-прежнему ты – и завтра, и всегда – до конца наших дней! Мы уедем далеко отсюда… |