Книга Последнее дело Холмса, страница 16 – Артуро Перес-Реверте

– Я распоряжусь принести льда, – сказала хозяйка. – Пригодится?

– Да, разумеется.

Я хранил молчание. Слышно было, как протяжно воет ветер, проносясь между павильоном и пляжем.

– Сколько может продлиться шторм? – спросил Фокса.

– В это время года штормы редки, но если уж случаются, то от трех до пяти дней. – Она показала на покойницу. – Все же надо бы чем-нибудь накрыть ее, как считаете?

Я подошел к стеллажу, где лежали сложенные полотенца, взял одно и накрыл тело от макушки до колен.

– Бедняжка… – сказал Карабин. – Что могло толкнуть ее на это?

– Не что, а кто, – едко заметил Малерба. – Без причины в петлю не полезешь.

– Глупости какие! Это необъяснимо.

– Если что-то кажется необъяснимым, – заметил я, – это еще не значит, что объяснения в самом деле нет.

Все по-прежнему смотрели на меня, и нетрудно было понять, о чем они думают. После стольких фильмов, где рассказывались вымышленные истории, я оказался перед историей реальной и настоящим мертвым телом. И по этой причине считаю, что для всех присутствующих грань между реальностью и вымыслом куда менее четкая, чем для меня. В конце концов, для актеров фильм есть не более чем череда раздробленных эпизодов, дублей и перерывов: минута, пауза, тридцать секунд, пауза, полторы минуты, пауза. Кроме того, зачастую на съемках нарушается хронология эпизодов. Не существует непрерывности, как и реальности, а есть лишь протяженная во времени ложь: идет бессвязный хаотический рассказ, обретающий смысл лишь при монтаже. Но сейчас, в этом пляжном павильончике, те, кто стоял перед трупом несчастной Эдит Мендер, то ли в самом деле этого не знали, то ли делали вид, будто не знают. Или даже предпочитали делать вид. И я еще раз оценил сокрушительную силу кинематографа. Сыщик, представавший перед ними на экране, был для них физическим и интеллектуальным воплощением существа, рожденного в воображении Конан Дойла. Актер Хопалонг Бэзил на цыпочках вышел отсюда, уступив место своему персонажу: я сейчас был Шерлоком Холмсом.

– Что скажете? – спросил меня Фокса, как бы резюмируя все, что чувствовали остальные.

Я неопределенно повел плечом, хотя в глубине души этот вопрос мне польстил.

– Ничего не скажу. Ровным счетом ничего.

– Но ведь вы осматривали место преступления…

– Я просто смотрел. И все, – кивнул я отстраненно и почти рассеянно. – И ничего более.

– Однако ты был Шерлоком Холмсом, – не без ехидства заметил Малерба.

Я обернулся к нему. Губы его раздвинулись в улыбке, адресованной всем присутствующим, но глаза были серьезны. И в них я заметил любопытство, никогда прежде мной невиданное. «И ты, Брут?» – подумал я. И он тоже, хоть и пытается выдать это за шутку, попал под воздействие этой иллюзии.

– Что за чушь! – рассмеялся я. – Сыграть персонажа и стать им – разные вещи. Я всего лишь актер. И к тому же бывший.

– Но что-то же вы приметили, а? – вмешался Фокса. – Достаточно, чтобы появилось мнение.

– Говорю же, нет у меня никакого мнения.

– Вы сказали, что выучили наизусть романы и рассказы о Шерлоке Холмсе. А двадцать четыре рассказа – о преступлениях.

– Двадцать семь, – поправил я.

Испанец победно оглядел публику, как бы в доказательство своей правоты.

– Это нелепо.

– Не вполне, – вмешался Малерба, которого все происходящее словно бы забавляло. – Сэм Голдвин, продюсер нескольких твоих картин, сказал мне как-то, что никто на его памяти не сливался так полно со своими персонажами. Уверял, что, если бы Бэзил играл Отелло, он в конце концов по-настоящему задушил бы актрису, игравшую Дездемону. И мне кажется…