Онлайн книга «Моя навеки, сквозь века»
|
Василий отвлёкся на вопрос, всё это время он тезисно выписывал все умозаключения этой невероятной барышни. Удивился, когда понял, что она протянула руку к его доломану. Кивнул. — Это ваша форма? Вы гусар? И ему бы воспрянуть, заметив ту искорку интереса, что возникает у любой девицы, увидевшей красный мундир, но Василий смутился: — Мать в отъезде… она сама, обычно, мундиром занимается… Тоня… она как-то спалила, пришлось новый шить, вот она и сама… Сделалось неловко, что Алиса видит его кабинет, его форму в таком беспорядке… Может позвать её, чтобы пришла на парад… на Пасху ближайший, увидала бы там его в мундире… и весь полк за одно. Ну нет. — Настоящий гусар… надо же… — прошептала восхищённо, поглаживая сукно, — потрясающе просто! Не верится… Глядела при этом она, исключительно, на куртку. — Не верится, что? — Что вот он, живой гусар передо мной… — То что, я живой, ничего не значит… (11) Она нахмурилась: — Не понимаю, о чём вы, но да ладно. Вернёмся к нашим баранам. Смотрите дальше: почерк, буквы, слишком простые, нет никаких характерных наклонов, каждая буковка в соответствии с детской прописью. Любой человек, пиши он просто так, как бы ни учился, но у него была бы своя завитушка, волна, чёрточка, точка… что угодно, что могло бы сказать об индивидуальности, характере. Скажем, пиши такой текст женщина – буковки были бы воздушными, с вензельками и завитушками… ваши женщины любят это… А ваши? Хотелось ему спросить, но не время. — То есть, писала не женщина? — Отнюдь! — она с размаху приземлилась на приснопамятный диван. — Очень может быть, что и женщина, но она очень старалась косить под мужчину. А можем мы попросить кофе? А нет, лучше пойдём на кухню, договорим там, я сама сварю… — Алиса Ивановна! Да вы меня с ума сведёте! — Слепцов не сдержался, — мало того, что говорите быстро, непонятно, так и тему меняете! — Вам тоже нужен кофе. — Я прошу вас, давайте закончим с письмом… потом будет и кофе, и другое… что захотите… — Ай-яй-яй, Василий Александрович, не стоит на вашем месте давать девушке таких опрометчивых обещаний! — она шутливо пригрозила пальчиком, ни на миг не вняв его тону. — Вам есть, что ещё сказать по письму? — Погодите… — она уткнулась в бумагу, — над каким интимным делом вы держите шефство… очень странная формулировка. Сейчас не по науке, но по чутью: интимное дело – что-то скабрёзное, неприличное. Судя по тому, что не назвали его своими словами, подразумевали, что письмо может попасть в чужие руки… его передавали, возможно. Странно, что адресат его не уничтожил… сохранить такую улику… против кого? Или в защиту себя? Вряд ли это что-то противозаконное, сразу бы уничтожил, но вот постыдное, вредное для репутации… А если по науке: эта фраза… еле видно, но она чуть выделена, писавший сильнее нажимал перо… раздумывал над ней, скорее всего, списывая с черновика, он всё ещё сомневался… в чём? В том, чтобы не написать в лоб? Если так… думал передать письмо сам? Или был уверен в курьере?... — Так, Алиса Ивановна, давайте подытожим… — Запутались? — пожурила его барышня, — со мной так бывает, простите, заговариваюсь. Сейчас подытожим, но с одним условием: вы расскажете мне, что за дело у вас с этой запиской, то, что она не ваша, это и ежу понятно. Это было честно. |