Книга Хозяйка медовых угодий, страница 19 – Ри Даль

Я посмотрела на Лину, всё ещё спящую, и решила не будить её. Пусть отдыхает. Я справлюсь сама.

Первым делом направилась к печи. Она стояла в углу хижины, заваленная обугленным кирпичом и покрытая сажей, как старуха, забытая всеми. Я присела на корточки, отодвинув несколько камней, и осмотрела её. Печь была в плачевном состоянии: дверца очага заржавела и перекосилась, внутри зияли трещины, а дымохода не было в помине. Я попыталась открыть дверцу, но она скрипнула так жалобно, что я оставила эту затею. Готовить на этой печи было невозможно — она развалилась бы при первой же попытке развести огонь. Придётся искать другой способ.

Я вышла из хижины, огляделась. У стены, под кучей сухих веток, я заметила несколько обломков досок и пару камней, которые могли бы послужить основой для кострища. Я перетащила их на открытое место, подальше от хижины, чтобы искры не попали на сухую солому или брёвна. Камни были тяжёлыми, и мои руки, всё ещё слабые после болезни, дрожали от усилия, но я стиснула зубы и продолжила. Упрямство — это всё, что у меня было.

Сложив камни в круг, я собрала немного сухой травы и веток, которые нашла неподалёку. Огнива в хижине не было, но я вспомнила, как Антон однажды учил меня разводить огонь с помощью кремня и куска железа. Я обыскала хижину и нашла ржавый обломок ножа, завалявшийся в углу, и гладкий камень, который, возможно, когда-то использовали для заточки. Это было неидеально, но лучше, чем ничего.

Вернулась к кострищу, села на корточки и начала чиркать камнем по железу, надеясь высечь искру. Первые попытки были тщетными — руки дрожали, а искры либо не появлялись, либо тут же гасли, не успев коснуться травы. Я выругалась про себя, чувствуя, как раздражение нарастает. В моём прошлом мире всё было проще: спички, газовая плита, электрический чайник… А здесь — камни, сырость и упрямство.

Наконец, после десятка попыток, искра попала в сухую траву, и тонкая струйка дыма поднялась вверх. Я наклонилась, осторожно раздувая пламя, и через несколько минут маленький костёр затрещал, пожирая ветки. Я выдохнула, чувствуя, как пот стекает по вискам. Это была маленькая победа, но она придала мне сил.

Теперь нужно было осмотреть угодья. Потушив огонь, я встала, отряхнула руки и пошла к ульям, которые стояли в нескольких шагах от хижины. Их было около десятка, но большинство выглядели так, будто их не трогали годами, хотя ещё недавно я, то есть Мариса, ухаживала за ними. Но буквально несколько месяцев бездействия уничтожили всё то немногое, что ещё оставалось. Ветер и засуха добили всё. Доски потрескались, краска облупилась, а некоторые улья были перевёрнуты, словно кто-то в ярости бил по ним. Я подошла к ближайшему, осторожно приподняв крышку. Внутри было пусто — только несколько мёртвых пчёл, застывших в углу, да обломки старых сот, покрытых пылью. Запах воска, слабый и горьковатый, всё ещё витал внутри, и я почувствовала укол ностальгии. Это было так похоже на наш сад в Петербурге, на те дни, когда я с Антоном проверяла улья, а Соня бегала рядом, напевая песенки.

Я перешла к следующему улью, затем к третьему. В одном из них я услышала слабое гудение — пчёлы. Живые. Немного, но они были. Я закрыла крышку, боясь потревожить их, и сердце моё забилось быстрее. Если пчёлы ещё живы, значит, есть надежда. Но им нужны цветы, нектар, а для этого — вода.