Книга Хозяйка медовых угодий, страница 6 – Ри Даль

— Не бойся, — выдавила я. — Всё… будет… хорошо…

Лина всхлипнула и вдруг бросилась ко мне, обняв так крепко, что я едва не задохнулась. Её волосы пахли пылью и чем-то кислым, но я прижала её к себе, как свою дочь, Соню, и закрыла глаза.

Однако сознание вновь стало ускользать. Голова закружилась, жар возвращался, и я почувствовала, как тьма снова накрывает меня удушливым саваном. Лина что-то шептала, но я уже не слышала. Мир растворился, и я провалилась в тишину.

Вонь ударила в нос, как кулаком. Гнилая солома, сырость, что-то кислое, будто кто-то разлил брагу и забыл убрать. Я закашлялась, и этот кашель — хриплый, рвущий горло — был первым, что вернуло меня к реальности. Глаза щипало, но я заставила их открыться.

Темнота, только тонкая полоска света пробивалась сквозь щель в стене. Я снова лежала на чём-то колючем, впивавшемся в спину, и тело ломило, как после марафона. Только вот марафоны я не бегала.

Да что же со мной?..

Я попыталась сесть, но голова закружилась, и я рухнула обратно, вцепившись в солому руками.

Руки… Я замерла, глядя на них.

Тонкие, с длинными пальцами, в мозолях, но молодые. Не мои. Мои были куда менее изящными, узловатыми, и кожа на них от питерских сквозняков постоянно трескалась. Эти руки точно чужие…

Я коснулась ими лица — скулы острые, кожа гладкая, волосы длинные, липкие от пота, русые с янтарным отливом. Совсем не похожи на седую паклю, в которую превратилась моя шевелюра после той ночи...

Сердце заколотилось. Нет… Это не я. Или я? А… кто я?..

— Ты в порядке? — голос, хрипловатый, но добрый, ворвался в мои мысли. — Хорошо, что ты очнулась, Мариса. Лихорадка тебя чуть не добила, но, к счастью, в этот раз боги были милостивы...

Я повернула голову, морщась от боли. В дверях сарая стояла женщина. Худая, с усталым лицом, седыми прядями в косе, в потрёпанном переднике и старомодном чепце. В руках она держала глиняную миску, от которой шёл пар.

— Кто вы?.. — вырвалось у меня. Господи, и голос-то не мой… Звонкий, молодой, с хрипотцой из-за недавнего кашля.

— Шайна я, — ответила женщина, присаживаясь на корточки рядом и протягивая мне миску. — Ты, видать, ещё не очнулась до конца, да?..

Она обеспокоенно посмотрела мне в глаза. Я не нашлась, что ответить, потому что сейчас полностью была уверена в том, кто я есть — Марина Горохова, сорока пяти лет от роду, библиотекарь из Санкт-Петербурга, вдова и мать, потерявшая своего единственного ребёнка… Но в то же время… я уже ни в чём не была уверена.

— Ничего-ничего, — стала успокаивать меня Шайна. — С Эйлой тоже так было… — она закусила губы, а потом с вымученной улыбкой добавила: — Ты давай поешь, Мариса. Тебе силы нужны.

Я осторожно забрала из её рук в свои ладони миску, но есть пока не стала.

— А Эйла — это кто? — спросила, всё ещё вертя в уме совсем другие размышления.

Женщина вздохнула и печально покачала головой:

— Сестра моя, мать Лины. Умерла от такой же вот лихорадки, Лину круглой сиротой оставила… Да ты и Лину, наверное, не помнишь…

— Помню, — ответила я и задумалась: как же это так — маленькая девочка, плакавшая тут, подле моей кровати с кувшином в руках, мне совсем не пригрезилась? А как же тогда моя прошлая жизнь в Питере?..

Прошлая… Прошлая жизнь…

— Что, не нравится похлёбка? — улыбнулась Шайна, заметив, что я так и сижу, не двигаясь.