Онлайн книга «Дочь мольфара»
|
Каталина чувствовала, что срастается с полом, точно дерево. Пробивает корнями, идущими из пальцев её, половые доски. И уходят корни эти глубоко-глубоко в почву и оттуда впитывают растворённые соки, оттуда черпают силу, несопоставимую с силой даже самого крепкого мужчины. Белёсые глаза девушки закатились. Она вскрикнула вровень с очередным громовым раскатом. Да так пронзительно, что Ксилла зажмурилась и сдавила уши ладонями. А потом всё стихло. Штефан подлил воды в сожжённый пепел, намешал пальцем густую кашицу. Этой кашицей хорошенько смазал шею Каталины и обернул её же платком. Отойдя в другой угол пристройки, мольфар окончательно стих и принялся оттирать котелок от остатков кашицы. Каталина открыла глаза, потрогала замотанное горло. Ксилла подползла к ней на карачках, удивлённо и боязливо взирая на дочь. — Кажи что-то, — попросила она. — М… — попробовала выдавить Каталина и на первом же звуке поперхнулась. — Не торопись, — сказал Штефан, не поворачиваясь к гостьям. — Торопиться потом будешь. Хотя и потом не надобно. — Ма..тушка… — прозвучало внезапно в тиши комнатки. — Матушка… — почти чисто в каждом положенном слоге. — Матушка… Каталина расплакалась. Мать прижала её к себе, не веруя, что чудо всё-таки свершилось. — Слава тебе, боже… — шептала попадья, успокаивая рыдающую дочь. — Слава тебе, боже… Смилостивился… Смилостивился… — Матушка… — раз за разом произносила Каталина. Ей тоже не верилось в чудодействие. Не могло повериться. После долгих лет мук и страданий спасение пришло так скоропостижно и почти безболезненно. Ни гороха под коленями, ни обжигающих хлыщавых плетей, ни бесконечных молитв. Только травы, монотонный шёпот и вода. И пальцы-корни, которые Каталина ещё немного ощущала, хотя никаких корней из неё уже не росло. Всё закончилось… — Утром натощак и в вечер перед сном, — сказал Штефан, передавая Ксилле свёрток с россыпью разнотравья. — Настояться с луны до луны в кувшине и пить по глоточку три раза по десять дней. Запомнила? — Запомнила! Запомнила! — едва не рыдала Ксилла. — Криком не кричать, шёпотом не шептать, песни не петь, — продолжал мольфар. — Беречься от холода и сквозных ветров. Запомнила? Каталина, переставшая лить слёзы, коротко кивнула. Мать уже облачала её обратно в одёжи, неустанно причитая: — Хвали Господа! Хвали! Славь Отче нашего милосердного! Агнешка отвернулась. Подтянув колени к груди, подпирая стену спиной, она застыла на лавке с пустыми глазами. Ей тоже хотелось плакать. И не моглось. Ведь ни слёзы, ни любая другая водица не могли исцелить её жизни. Бренное тело латается, а на душе заплату не поставишь. Хромая нога срастается, дряблые связки набирают силу. И слабые волосы, и сорванные поясницы, и треснутые ногти — всё можно починить. А душа, распятая ржавыми гвоздями несправедливости, продолжает кровоточить. Судьба это такая или испытание, или наказание, или что-то другое — Агнешка не знала. Зато теперь она знала, что Каталина способна произнести древнюю клятву на заречении, а потом уж и в церкви на венчании. А после и в супружеской опочивальне сумеет заговорить ласковые слова суженному своему Янко… — Живенько-живенько, — всё подгоняла дочку попадья, чтобы как можно скорее покинуть мольфаров дом. В последний момент Каталина повернула взор к неподвижно сидящей на скамейке девушке. Взгляд чёрен и взгляд светел сошлись воедино, устремлённые друг к другу. И каждая в тот миг опалила другую. Каждая углядела и свет, и тьму. И каждая осталась при своём неотступно. |