Книга Дочь мольфара, страница 37 – Ри Даль

— И что спортили?

— Дочь мою! Каталину! — рявкнул Тодор.

— Дочь твоя здоровая. Это всякий подтвердит…

— А я — не всякий! И я тебе подтверждаю, что порченная она! Без запинки раньше и слова признесть не надеялась! А тут речит целыми гроздьями!

— Оно и хорошо, — рассудил голова Шандор. — Сыну моему будет с кем лясы поточить. Пускай трещать себе на радость. Авось развеселит его Каталина, а то он носу не кажет больше со двора и совсем скоро поникнет. А вот свадебку сыграем…

— Не будет свадьбы, — вдруг оборвал святой отец. — Не будет.

— Это ещё почему?

— Потому что черти гуляют по деревне! Вот почему!

Шандор решительно ничего не понимал из воплей священника. То он запрещает изживать мольфарово семейство, говорит не по-христовски это, то теперь требует немедленной расправы. То с рвением даёт своё согласие на женитьбу их отпрысков, то топочет ногами, что свадьбе не бывать.

— Зареченье состоялось, — спокойно пояснил голова. — На нашей земле зарекались ещё раннее, чем венчались. И то никому нерушимое клятва. Никто не встанет вперёд согласия предков. Так что со свадьбой решено подавно.

— А Агнешка? Как с ней? — белея ликом, проронил отец Тодор.

— А никак, — ответил ему Шандор с непростительным для его должности безразличием. — Она в Боровицу не ходит. С деревенскими не знается. Живёт себе, никого не трогает. И пусть живёт. Нет от неё вреда.

— А ежели есть?

— А ежели есть, то увидеть его надо, — староста нахмурился смурнее прежнего.

Не хотелось ему спорить со святым отцом. Но и будить смуту по деревне не хотелось.

В Боровице давно затихло народное возмездие после того прилюдного дня в церкви. Теперь все косились больше на Каталину — она скорее занимала людские умы. Её при желании можно было наречь ведьмой, и тогда бунта было б не избежать. Но кто ж осмелится назвать ведьмой дочь священника? Ясное дело — никто.

Сам Шандор не мыслил подобного. Не с руки ему. Девка-то была так себе, а стала вполне завидной невестой. И что, что в ледяной воде купалась? На пользу пошло.

А отец ейный от пережитого слишком растрогался, вот и гневается.

Не нужны были голове Шандору волнения, не нужны показательные наказания, коли нет в том серьёзной причины. А сейчас — не имелось.

Потому отец Тодор покинул дом деревенского головы совершенно ни с чем. Ещё более злой, ещё более мстительный, чем накануне.

И, уходя, поклялся он сам себе, что найдёт управу. На всех найдёт. Обязательно найдёт.

— Ай-да! Ай-да! Скоренько!.. — свистящим игривым шёпотом напутствовала Илка. — Уже тута почти!..

Она волокла за собой черноокую подружку, хотя поначалу Агнешка сильно не обрадовалась затее. Но Илку было не унять. Очень уж ей хотелось показать диво-дивное, которое сама видала впервые.

Ради такого случая девушки придумали нарядиться по-особенному. Не в том смысле, чтобы обновить парадные платья, а скорее наоборот. Илка оделась совсем неприметно — в обычную, каждодневную одёжу, в которой хоть огород копай. Да и Агнешка снарядилась ей под стать — в серую телогрейку и старые валенки. Платок выбрала самый, что ни есть, простой — без узоров и цветов, чистая белая шерсть да пух.

— Вот так ещё завернися, — подсказывала ей подруга, потуже закрывая Агнешке лицо.

— Я ж так дыхнуть не смогу! — возмутилась та.

— Потом надышишься! — командовала Илка, вновь скрывая платком выскочивший на минуту Агнешкин нос.