Книга Дочь мольфара, страница 38 – Ри Даль

С глазами только ничего нельзя было поделать. Ну, что тут попишешь? Выдают глаза! И брови чёрные, что смоль, — тоже выдают. Косу Агнешки ещё как-то удалось запрятать от взглядов людских подальше, но глаза-то куды спрячешь?..

— Ты не зыркай ни на кого — и никто не приметит. Держи очи к земле, и здравы будем.

— Угу, — будто совунья, угукнула Агнешка из своего кокона.

Ну, вышли. Ну, побрели…

А снегу-то! Снегу намело!..

И продолжало мести, мести. Снег ложился всё уверенней с приходом стужня. Лишь поначалу снежные покрова были робки и прогалечны. Но с каждым днём мир кругом становился белее и как будто бы немного чище.

Световой день укоротился до каких-то часов, а в некоторых домах Боровицы его и вовсе видели теперь только мельком. Вместе с тем крепчал и мороз. Вся природа оповещала о том, что зима настала, и до тёплых деньков ещё ждать и ждать.

Подруги брели по сугробам, доходящих иной раз до колена. Ближе к деревне стали попадаться натоптанные пути. Но девушки всё равно старались держаться чуть в стороне и сходили с дорожки, если слышали приближающуюся повозку.

Так они добрались до церкви. Агнешка глянула на некогда любимое место и убрала взгляд в землю. Не только по настоянию Илки, ей и самой не хотелось долго рассматривать место, где ей давно не рады.

Наконец, впереди показалась рыночная площадь. Вчера Илка увидала тут настоящего учёного медведя. К Боровице пожаловал странствующий табор. Цыгане и привели расчудесного зверя. Деревня всей толпой ходила смотреть на косолапого, танцующего вприсядку.

— И яблоки он ловит ещё — вот так! — Илка показала, как именно мишка ловит яблоки хищной пастью. — Ну, таки чудной! Таки задорный!

Агнешка слушала подругу с необычайным интересом. Умела же Илка завлечь рассказом. А может, дело было вовсе и не в Илкиных способностях к красочному повествованию, а в том, что у Агнешки не стало больше никого, кто бы развлёк её дружеской беседой. Только Илка одна и осталась верным другом, только с ней Агнешка и могла разделить свои печали и радости.

Впрочем, печали она старалась оставлять себе безраздельно. Старалась не жаловаться Илке о том, как скучает по Янко, как тоскует ночами, как, просыпаясь среди ночи, часами не может заснуть и глядит в окно. И болит её сердце сильно-сильно, и спасу никакого от этой боли нет. И даже отец её мольфар не может придумать правильного лекарства против такой болезни.

Но подруге и не нужно было всё это как-то особенно узнавать или объяснять. Ей хватало и своих способностей, чтобы замечать бледность на щеках Агнешки, и чтобы замечать ту же бледность на лице Янко. О последнем вся деревня уже знала. Люди даже привыкнуть успели к его новому состоянию.

Янко как будто бы совсем не стало. Как будто бы он наполовину стёрся в серой печали. Подолгу нигде не появлялся, ни с кем не заговаривал. Шептались, что наведывается он зачем-то в лес. Чего он там забыл?.. Неясно…

И всё это происходило единовременно. Пока другие веселились, кто-то грустил в одиночестве свою собственную, неизбывную грусть.

Но даже среди океана грусти должны существовать светлые проблески. Илка старалась сделать так, чтобы подруга её не ушла окончательно в столь тёмные воды. Вот за тем и придумала она этот поход.

— Но мы только одним глазком! — сразу предупредила Илка. — Туда и немедля обратно ворочаем!