Книга Дочь мольфара, страница 5 – Ри Даль

Илка оказалась недалека от истины в своих догадках. Агнешка и впрямь притаилась всего в нескольких шагах, надёжно укрытая зарослями дикой малины. Но для начала она наелась до отвала спелых ягод и лишь затем принялась хохотать над разгневанными подругами, которые были вынуждены слоняться по берегу нагишом.

В этот раз проказница почитала, что не стоит их окончательно выводить из себя. Понаблюдала немного, отсмеялась, как следует, и выскочила во весь рост.

— А чего это вы там потеряли?! — захохотала она снова, размахивая над головой сворованной одёжей.

— Ах, ты, поганка несчастная! — закричала Илка и кинулась навстречу.

Агнешка проворно обогнула кусты с другого края и очутилась по другую сторону озера. Илка и Лисия догнали её у затянутого илом затона и первым же делом принялись стягивать с воровки её рубаху.

— Сейчас вдоволь накупаешься! — вдвоём они потащили Агнешку в воду.

Та лишь ухохатывалась над придуманным наказанием.

Ни холод, ни жара никогда не мучили её так, как иных сельчан, что лишь больше наводило на недобрые мысли жителей Боровицы. Как так можно, в одном лёгком кафтане по морозу ходить? И плавала Агнешка словно русалка, и бегала быстрее всех девиц, и фигура у ней точно из ветви белого древа заточенная — подвижная, гибкая, резная.

Её красота зачаровывала и пугала. Её звонкий смех отзывался трепетными колокольчиками в мужских сердцах. Знать, колдуньей она уродилась, точно мавка её подкинула сельскому мольфару. А кто же ещё мог отдать своё дитя одинокому Штефану, который не знался никогда ни с одной живой бабой?

— Вот тебе! Вот тебе! — Илка и Лисия снова и снова окунали с головой в холодное озеро свою жертву.

Но теперь смеялись уже все втроём. Долго сердиться на Агнешку не получалась. Не только красой и несносным нравом она западала в душу, но и открытостью своей, смелостью, прямотой.

Наглотавшись водицы, девушки выползли на берег и устало раскинулись отдыхать и греться на солнце. День назревал погожий, томный. Они переговаривались и иногда снова начинали хохотать.

Нисколько не стесняясь своей наготы, подруги не спешили одеваться. Всё равно сюда редко кто ходил.

Однако два внимательных глаза с левого края берега неустанно и уже давно наблюдали за озёрной сценкой. Ничто не могло одолеть эту неукротимую, всесильную тягу вновь и вновь впиваться взглядом в блестящие от воды и пота юные тела. Ничто так не было более желанно и притягательно в тот миг, чем желание очутиться ещё ближе, ещё теснее.

Но на такое решиться никак недозволительно. Потому наблюдение продолжалось на том же расстоянии.

— А что, Агнешка, — спросила Лисия, — ты в церковь с нами пойдёшь на воскресную?

— Пойду. Непременно пойду.

— А тятя тебя не заругает? — насторожилась Илка.

— Не заругает, — отмахнулась Агнешка. — Мой тятя добрый, никогда не ругается и не сечёт никогда.

— Повезло, — завистливо надула алые губки Лисия. — Меня мать иной раз трижды в день сечёт за любой проступок… — и тут же оживилась: — А ты можешь её в жабу превратить, Агнешка?

— Никого я не умею превращать ни в жаб, ни в змей, — Агнешку в который раз неприятно задело такое предложение.

Она уже устала объяснять подругам, что не обладает никакими магическими способностями и, вообще, ничего сверхъестественного в ней нет. Однако другие упрямо верили в то, во что им хотелось верить.