Книга Рипсимиянки, страница 87 – Арм Коста

– «Верую в Единого Бога – Отца-Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. Верую во Единого нашего Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, Единородного, рождённого от Отца, ради нас, людей, ради нашего спасения сошедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святого и Девы Марии, ставшего человеком. Распятого на кресте при Пилате Понтийском, страдавшего и погребённого, воскресшего в третий день, вознёсшегося на небеса. Сидящего по правую руку от Оцта. И снова грядущего со славою, чтобы судить и живых, и мёртвых – и Его Царству не будет конца. В Духа Святого, Господа, жизнь дающего, от Отца исходящего, с Отцом и Сыном сопоклоняемого, прославляемого и говорившего через пророков. В единую Церковь апостольскую. Признаю единое крещение для прощения грехов. Ожидаю воскресения мёртвых и жизни будущего века. Аминь».

Центурион, когда-то сомневавшийся в Едином Боге, ранее утверждая, что христиане – это фанатики то ли человека, то ли духа, вынырнул из воды. Он стоял, опустив голову и сложив руки на груди, проговаривая вслед за настоятельницей Гаянией молитву, напоминавшую заученный приказ. Окунувшись во второй раз в священную реку, Цербер молился уже тихо и покорно, вдумываясь в каждое слово, звучащее из уст матушки, – эти слова врезались в его тело и поселялись там навсегда. Посмотрев на Нуне – крёстную мать – он заплакал.

– Ты спасён и блажен, – прошептала девушка, одарив Цербера улыбкой. – Ты сделал достаточно добра, чтобы Господь простил тебе грехи. Ты был непобедим извне, но разрушен – внутри. Сегодня ты излечишься и соберёшься воедино.

С неба, словно из невидимых и бездонных амфор, полилась вода, и казалось, что каждый из тридцатитысячного войска одновременно ударил в гонг – так сильно грянул гром, прежде осветив всё яркой вспышкой. Цербер в третий раз исчез в иорданской воде – бурный поток едва не унёс римлянина, но, схватившись за протянутую руку Нуне, он вышел из реки с новым именем – Инри.

ГЛАВА 17. ПО ПРЕДАТЕЛЯМ СКУЧАЕТ СМЕРТЬ

– Думал, только оружие, яд и женщина способны убить мужчину! Оказывается, и жара тоже! – гонец императора приближался к Мемфису.

Конь его уже не летел, как раньше, не чувствуя под копытами влажной земли, а медленно передвигал ноги – выжигающее глаза солнце изнуряло животное и его хозяина, а доносящийся издали запах масел и трав кружил голову, доводил до тошноты.

– Они с ума сошли от своих ритуалов! Просто одержимы смертью… – процедил сквозь зубы вестовой.

Наконец, он оказался далеко от едких ароматов – пред ним открылся город, живой, неспокойный, дикий, похожий и одновременно не похожий на Рим.

– Пленительно хороши здешние женщины, – улыбнулся гонец, рассматривая белые и золотые туники, обтягивающие тонкие станы смуглых, черноволосых красавиц. – До чего же привлекательны! А какие у них волосы… Ни намёка на ложь, коварство и распутство.

Римский посланник потёр руки, пытаясь избавиться от пота, проступившего на ладонях, вытер лоб и короткую бороду, а затем, сделав добрый глоток вина, разбавленного водой, отправился на поиски легиона – он стоял где-то в глуби города. Голубое небо Мемфиса иногда становилось то желтоватым, то серым из-за подымающейся в пустыни песчаной бури, она была словно тяжёлое покрывало, грубое и давящее. Но к счастью, гонец уже приближался к римскому лагерю – палатки его виднелись за каналом, прорытым руками рабов. Посланник императора припал к мутной и тёмной, но вкусной воде. Он соединял ладони и запускал в них влагу много раз, а затем подносил к устам – он всё не мог напиться. Потом, умыв лицо и руки по локти, напоив коня, он двинулся к лагерю.