Книга История Натаниэля Хаймана, страница 103 – Арм Коста

— Кто застрелил? Когда? — невольно вырвалось у меня.

Я был взволнован мыслями об убийстве человека, которого хорошо знал и даже считал своим другом. Лицо Бальтасара выражало чувство непонимания и непринятия. Устремив на меня печальные глаза, он сказал:

— В двух словах: не знаю. Приезжала полиция, но она ничего не прояснила…

Бальтасар возмущался жестокой участи, постигшей его господина. Какая несправедливость! Ему не хотелось превращаться в одинокого старика, который будет умирать без любимого дела, всеми покинутый.

Пока в душе Бальтасара совершался внутренний бунт, в моей голове блуждали странные мысли. Я уныло разглядывал опустевший дом, который сейчас напоминал угрюмый склеп.

— Не таким я представлял будущее мсье Хейма, — причитал Бальтасар.

— У него были враги? — быстро спросил я.

Бальтасар прерывисто всхлипывал.

— Я и сам не знаю, — ответил тот неуверенным тоном. — Он спокойно жил. Наверное, как у всех состоятельных людей, у него были свои заботы и хлопоты, и друзья, и лютые ненавистники.

— У тех, чьи дела идут в гору, всегда есть враги.

Я заметил встревоженное лицо Бальтасара и пожалел, что поторопился поднимать такую тему.

— Пожалуй, вы правы, мсье, но я — человек маленький, и в большие дела меня никогда не посвящали, о недоброжелателях не рассказывали. К разговорам господина я не прислушивался, поэтому знать всего не могу.

Меня бесила неясность, полное непонимание ситуации.

— То есть вы думаете, что к мсье Хейму все относились хорошо?

— Да. Возле него всегда были достойные, серьёзные люди, — утверждал старик, хорошенько подумав.

Какая же поднимется сейчас шумиха в прессе! Ох, как же разволнуются парижские газеты! Какие страшные рассказы будут выдумывать об этом трагическом событии!

Дворецкий сварил кофе. Я обхватил чашку обеими руками, чтобы немного согреться: в доме было холодно.

Бальтасар с ошеломлённым и испуганным лицом возился с огнём в камине, стараясь угодить мне, как почтенному гостю. Кроме нас, в этом пустынном доме не было ни души. Краешком глаза я наблюдал за подавленным человеком.

Погода становилась всё ненастнее. В окно было видно, что небо заволокло свинцовыми тучами, остро чувствовалось приближение дождя, который совсем скоро затопит сады и улицы. Погребальную тишину в доме Хейма прерывал только свистящий ветер, чёрт бы его побрал. Из-за перенесённого стресса Бальтасару постоянно слышались голоса и зловещий смех.

— Я отомщу им за господина! — нервно озираясь, бормотал он.

Его обречённый шёпот терялся в потрескивающем пламени камина. Я видел, как тяжко страдает старик, смотрел на его морщинистое лицо и седые волосы. Казалось, огромный камень безысходной тоски скатился на него и пытался раздавить.

Целый час дворецкий провозился с поленьями. В глубине души мне было грустно: где он будет доживать свой век? Здесь? Конечно, Хейм в своё время назначил верному слуге хорошую пенсию, но разве дело только в деньгах?

Я бросал старику какие-то короткие фразы, а он то жалостливо покачивал головой, то отворачивался, чтобы всплакнуть, или вовсе молчал. Я тоже умолкал, погружаясь в свою меланхолическую задумчивость.

Долго я просидел так, уставившись взглядом в пол.

— Как он умер? — спросил я с грустью. — Быстро это было или мучительно?

Бальтасару сделалось ещё грустнее. Взбудораженный моим вопросом и внезапным раскатом грома за окном, дворецкий разразился бессвязным потоком слов.