Книга История Натаниэля Хаймана, страница 106 – Арм Коста

— Ага, вот и послание! — вырвалось у меня.

Я задержал свой взгляд на жёлтом пушистом пятнышке в месте переплетения стеблей роз — они соединялись, как две дороги, два пути.

— Ну-с, Натан Хейм, и что же вы желаете этим сказать?

Я смотрел на рисунок, потупив глаза. Затем неуверенным глухим голосом прочёл вполголоса:

«Ангелы и демоны взбунтовались во мне, когда я увидел тебя впервые.

Я был бездомным бродягой, бедняком, и только ты служила моему голодному сердцу хлебом насущным. И если бы я делал всё как следует, ты была бы моей навсегда и даже чуточку дольше.

Будь я проклят, мне никак не лезло в голову, что ты тогда согласилась стать моей, кажется, я вырвал тебя из цепких лап судьбы, за что она мне позже отомстила.

О, сколько часов, сколько дней я надрывался и страдал из-за твоего ухода! Я никак не смог договориться с жизнью без тебя. Ведь правду говорят, что за всё нужно платить — будь это правдой, я заплатил за эту любовь слишком дорогую цену.

Сама жизнь — судья и палач в одном лице для каждого.

Резкий жест, пощёчина мне за то, что я тебя люблю, — твоё замужество, в котором добавился твой муж и вычитался я.

Подыхать так подыхать! Только я хочу сделать это с радостью, вдохнув последний раз аромат твоих духов — таких родных и сладких.

Ты помнишь, как мы молчали? И даже без слов в нашем роскошном безмолвии цветок того прекрасного чувства рос и крепчал — я ощущал это тем, что находится слева, немного выше ребра.

Авелин.

Я сердился и кричал твоё имя.

Авелин.

Я видел тебя в каждом алмазе.

Авелин.

Нет, я не требую от тебя исповеди. Но! Скажи правду и признайся сама себе хотя бы после моей смерти: любишь ли ты меня хоть немного, думаешь ли ты обо мне хотя бы минуту, страдаешь ли ты после моего ухода?

Куда девался прежний я, сам не знаю, я заканчивался там, где начиналась ты, — не могу поверить собственным словам. Это просто чума какая-то — любовь к тебе.

Судьба сулила нам много всего, не правда ли? Только не обещала, что один из нас изменится и изменит своим чувствам.

Нет, я не упрекаю тебя ни в чём. Ты выбрала свою стезю.

И с того момента вся борьба за тебя превратилась в борьбу с самим собой.

Зачем я сейчас растрачиваюсь на эти слова? Не знаю. Использованная бумага и чернила не стоят и двух процентов бесспорной истины — я тебя люблю.

Ты читаешь… Ты дошла до этого места в письме — и я радуюсь!

Ты думаешь… Ты думаешь о том, что нам пришлось расстаться во благо, чтобы спастись от заразы любви, от войны за неё.

Только вот беда: я всё равно пропал. Не с тобой, так без тебя.

Каждый день я вырывал тебя из своего сердца, но к утру ты вырастала в нём снова.

Сегодня я проявил справедливость и отступил от того, что мне причитается, отступил по одной простой и глупой причине: я уже мёртв, Авелин.

Все обвиняли меня в богатстве, и никто так и не обвинил в любви. К тебе.

Уморил ли я тебя своей любовью, Авелин? Устала ли ты от жара моей души?

В минуту твоего сосредоточенного молчания и горя, когда мой разговор к тебе уже окончен, открой то, что тебе передали с этим письмом. Только, ради всего святого, не смотри на футляр недоверчиво.

Это мой тебе подарок, который многое бы объяснил, будь он подарен раньше, при моей жизни.

Не сердись на меня, прошу, и постарайся сделать так, чтобы на твоих губах чаще мелькала улыбка.