Книга История Натаниэля Хаймана, страница 39 – Арм Коста

Я сделал большой глоток чая и, зажмурившись, мотнул головой.

— Цветочек мой нежный, я не хочу ни с кем разговаривать, не хочу идти на работу.

— Ты что, симулируешь? Прошу тебя, не оскорбляй себя этой глупой затеей!

Лили бросила на меня неодобрительный взгляд. Я не нашёлся, что ответить. Лежал пристыжённый и абсолютно растерянный, а Лили строила всевозможные предположения, почему же я не желаю идти на работу.

— Может быть, редактор слишком придирается к тебе? Или ты поссорился с кем-то из коллег?

— Нет, дорогая, не в этом дело! Десять раз я пытался приступить к новому рассказу, а на одиннадцатый понял, какую невыносимую и унизительную чушь начеркал, сплошная бессмыслица, жалкие потуги графомана. Как назвал бы это главред, «тусклость». Я не могу выразить словами ничего толкового, важного, хотя текст готовой истории вертится у меня в голове. Не могу, и всё! Мне нужен выходной, дорогая.

— Что, правда не получается писать?

Моя очаровательная избранница расстроилась. Мои литературные затруднения казались ей чем-то чудовищным.

— Правда. Ничего не получается, и, судя по всему, я никогда не сумею написать ни серьёзного романа, ни даже жалкого рассказика.

— Сумеешь, душа моя, сумеешь! Я в тебе ни капли не сомневаюсь!

Лили не понимала сути моего недомогания, не догадывалась, что со мной по-настоящему происходит. Она была оптимисткой по натуре, и это привлекало меня больше всего. Сказать по правде, Лили ни черта не смыслила в моей работе и сама признавала это, но она уважала литературу, верила в меня и заставляла сохранять упорство в моменты творческой депрессии.

Пролежав в постели добрую половину дня, я всё же сумел привести себя в порядок и разобраться, наконец, с чертовщиной, происходящей со мной уже ого-го сколько времени.

«Хоть вешайся», — со вздохом подумал я, выходя из душа.

Лили тем временем прибиралась в нашем гнёздышке. Всё своё свободное время и редкие выходные дни она проводила либо за уборкой квартиры, либо в поисках тканей. Процесс шитья одежды восхищал её и приносил ей недурной дополнительный доход. Я смотрел на свою красивую весёлую пташку, пляшущую с метлой, и чувствовал угрызения совести. Каково ей, такой жизнерадостной, созерцать мою тоскливую физиономию?

— Мадемуазель Робер, не хотите ли вы бросить ваши тряпки-вёдра-мётлы и сходить сегодня вечером в ресторан? — нежно спросил я.

— С удовольствием! — ответила Лили.

По золотистым искрам, загоревшимся в глазах любимой, я понял, что она счастлива.

— Замечательно! Мне нужно успеть сделать одно дело, и к восьми я заеду за тобой. Идёт?

— Как скажешь, дорогой.

Пока спокойная и улыбающаяся Лили откупоривала бутылочку белого полусладкого, а потом наряжалась в воздушное платье в мелкий цветочек и кружилась под быструю мелодию, я надел будничный костюм и отправился в редакцию, чтобы пригласить туда Натана Хейма.

Разумеется, у меня не было ни малейшего представления, как я смогу помочь этому человеку. Но теперь, по крайней мере, понятно было, что кроется за его историей. Если верить странным объяснениям мадам Шахор, конечно.

Сейчас, при свете дня, мне казалось, что эта повелительница судеб, живой мертвец и прочая мистика — бред, рождённый моим перегруженным мозгом. Спускаясь по лестнице между третьим и вторым этажами, я остановился, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Блестящая поверхность отразила небритое лицо, заметно осунувшееся и потускневшее, видимо, полёты и болтовня с мертвецами, гадалками и читателями странных книг вытянули из меня все силы. Я и в самом деле чувствовал смертельную усталость. Отражение в зеркале было настолько раздражённым, что я с трудом узнавал себя.