Книга История Натаниэля Хаймана, страница 41 – Арм Коста

— Вы были помощником повара?

— Нет, — твёрдо ответил Хейм. — Какое там… Я выносил мусор, мыл полы на кухне, в зале и туалетах, отгонял бродячих собак и травил крыс в подсобках, иногда мне разрешали разгружать продукты, но поварского ножа в руки не давали.

— И долго вы так работали?

— Вечность! Целых два года! — смеясь, ответил Хейм.

Продолжая смеяться, он устремил на меня взгляд, чтобы понять реакцию на свои слова. Наверное, моё лицо в полной мере отразило изумление: как человек, разъезжающий на роскошной машине, одевающийся от-кутюр, мог работать уборщиком? Где же наследство погибших родителей? А бабушка Эва, неужели она тоже ничего не оставила внуку?

— А как же ваша бабушка? Она осталась одна?

Хейм нахмурил лоб и почесал щёку.

— Нет, она умерла. Потому мне и пришлось переехать: кто сумел бы найти со мной общий язык, кто стал бы моим опекуном и заботился бы лучше моей дорогой Эвы? — с горечью произнёс он.

На лице Хейма отразилось опустошение, смешанное с тихой печалью. Он словно забыл обо всём на свете. Очевидно, бабушка была чрезвычайно важным человеком в его жизни.

Я сразу же извинился за глупый вопрос, выразил соболезнования, а затем замолчал.

— Она научила меня жить, как она выражалась, «эту отвратительную жизнь».

Я сосредоточенно смотрел на своего собеседника. Может быть, именно в рассказе о его семье я найду важные для себя детали?

— Эта женщина была кладезем женской мудрости, хитрости и любви. Часто повторяя: «Нет ничего хуже пыли и жадности — от обеих нужно избавляться как можно быстрее!», она привила мне замечательные качества: щедрость и аккуратность. Она могла сделать деньги из воздуха, купить подешевле, перепродать подороже, а разницу — себе в карман. Благодаря её ловкости мы и жили, причём довольно неплохо, грех жаловаться.

— Мсье Хейм, заранее приношу тысячу извинений, можно задать один неэтичный вопрос?

— Задавайте. Я отвечу честно.

Я поднялся и прошёлся по кабинету, не глядя в лицо Хейму.

— Скажите, ваша бабушка была еврейкой? Я не видел её ни разу и весьма сожалею, что не знаком с ней, но ваше описание слишком уж напоминает стереотипные представления о евреях.

— Да, Эва была польской еврейкой.

Словно ощутив какую-то неловкость, Хейм отвернулся.

— Вы еврей по материнской линии?

— Да.

— Ясно. Продолжайте.

— Думаю, поляки были от неё без ума, — гордо произнёс господин Хейм. — Достаточно было ей войти в магазин, салон или библиотеку, как все улыбались и смотрели только на неё. Несмотря на солидный возраст, она светилась изнутри неимоверной красотой, энергией. В её жилах текла жажда жизни! Эва страшно любила командовать, контролировать и советовать. Она, словно хитрый и ловкий червячок, проползала, вмешивалась в отношения знакомых… Звучит не слишком красиво, но благодаря ей многие семьи, находящиеся на грани развода, сумели сохранить брак…

Позже Хейм вспомнил о своеобразной манере речи бабушки Эвы и попытался её воспроизвести:

— Натаниэльчик, солнышко, почему ты ничего не ешь? Посмотри, какой ты щуплый! Боже правый! Одни рёбра, которые можно пересчитать, да торчащие коленки! Я сделала тебе бутерброды, иди и ешь, тебе нужно поправиться!

Господин Хейм рассказывал, как умолял бабушку не пичкать его едой, но та и слушать не хотела — втолковывала внуку, почему так важно набрать хотя бы пару кило и от каких вкусных бутербродов он отказывается.