Онлайн книга «История Натаниэля Хаймана»
|
Поспать удалось совсем немного. Будильник затрещал, требуя, чтобы я отправлялся на работу. С огромным трудом вытолкав себя из квартиры, невыспавшийся и хмурый, я поехал через утренний Париж. Повсюду так и кипела жизнь: толпы прохожих на улицах, японские и американские туристы, продавцы блинчиков и жареных каштанов, велосипедисты, рекламные щиты… Казалось, Париж изо всех сил пытается приободрить меня, крича: «Эй, парень, очнись! Жизнь прекрасна!» Увы, все старания великого города оказались напрасными. Я вошёл в редакцию мрачнее тучи и сразу же заработал нагоняй от главного редактора. — Эй, Доминик! Зайди-ка ко мне! — крикнул он, когда я проходил мимо распахнутой настежь двери его кабинета. Пришлось выслушивать его плоские шутки, пока секретарша, старушка Шарлотта, рассеянно стучала по клавишам. — Не очень у тебя вид, малыш, — насмешливо изрёк шеф. — Ты что, пьёшь? Я исподлобья посмотрел на патрона. Господи, как же он мне надоел! Я на миг представил, как его переезжает «Кадиллак» Шарлотты. Насладиться подробностями его кончины не удалось: зазвонил телефон. Шарлотта схватила трубку. — Да, мадам Сорье, он здесь, — ответила она скрипучим голосом. Пока супруга моего шефа расцеловывала его через телефонный провод, я рванул в свой кабинет. За рекордно короткое время мне удалось элегантно улизнуть от постылого начальника. Фабьена Сорье, главного редактора газеты Tour Eiffel, интересовала только еда, он всегда еле волочил ноги, но, едва речь заходила о вкусном обеде, шеф тут же вскакивали и, насвистывая на ходу забавную песенку, мчался в ресторан. Лицо его было гладким и розовым, как у молочного поросёнка. Милая и одновременно отвратительная физиономия. Вопреки такой невинной внешности, Фабьен Сорье был жестоким человеком, в душе которого кипела необузданная злоба. Он не ходил по кабинетам своих подчинённых. Они обязаны были являться к нему. Фабьен Сорье совершенно не стеснялся сотрудников газеты — позволял себе при них курить, попивать скотч, жевать, ковырять в носу. Он держался в своём кресле ровно и гордо, будто перед ним ползали муравьи. С видом победителя он беспрестанно попрекал меня тем, что вытащил из грязи в князи и открыл во мне талант писателя. На самом деле он просто предложил мне работу. Я несколько раз отказывался, но стоило только согласиться, как Сорье стал относиться ко мне, словно к убогому неудачнику. Сбежав от шефа, я сидел в своём кабинете и машинально писал. Рассказ шёл туго, но всё-таки лучше, чем в предыдущие дни. И тут раздался стук в дверь. — Войдите! — раздражённо крикнул я. Каково же было моё изумление, когда в кабинет вошёл Фабьен Сорье. Вид у него был такой жалкий и молящий, что я чуть не прыснул со смеху. Он смотрел на меня взглядом побитой собаки. Я, скромный писака или, как выражался Фабьен Сорье, «его криворукое протеже», всегда удостаивался лишь пары доморощенных комментариев о своей работе, редких похвал или поздравлений по поводу новелл, напечатанных в новом выпуске Tour Eiffel. Мой шеф острил, что такому лентяю и неумёхе, как я, нужно из кожи вон вылезти, чтобы завлечь читателей, и что я, никому не известный Доминик Рууд, дальше парижской газеты не пойду. Он исподтишка издевался надо мной, а когда слышал о моих дальнейших планах на жизнь, мерзко зубоскалил. «Что-что? В писатели метишь? Таких писателей, мальчик мой, на рынке Сент-Уан продают по франку за тонну!» |