Книга Корень зла среди трав, страница 121 – Татьяна Степанова

И он все так же спокойно, настойчиво начал излагать Макару и Мамонтову главные идеи своего «озарения». Клавдий Мамонтов слушал очень внимательно. Макар тоже слушал и выкладывал на стол контейнеры с едой для Гущина, подлил ему еще горячего кофе из термоса в кружку.

– Спасибо, – полковник Гущин, вдохновленный речью, на секунду прервался. – Только мне жевать больно.

Он дотронулся до челюсти и разбитого рта.

– Омлет мягкий, – сообщил Макар. – Я специально Машу попросил утром легкое, диетическое приготовить для вас, Федор Матвеевич.

Гущин продолжил излагать свои доводы, однако ковырял пластиковой вилкой в омлете и пил кофе.

– Даже если старая кошелка, сестра Кантемировой, что-то вам наплела, а Тамара косвенно это подтвердила – я имею в виду танцы Искры голышом в спальне на глазах Левки, – сказал Макар. – Когда это было? Левка в прошлом по полгода вообще ни мать, ни отчима не видел – они в одной стране жили, он в другой, они даже не пересекались. Эдипов комплекс, на который вы, Федор Матвеевич, так упираете, лично мне кажется спорным мотивом.

– Кантемиров дважды покушался на суицид, – не отступал полковник Гущин. – Это не признак ли попытки, как у многих серийных маньяков, остановить себя? Третья попытка его – тоже акт самоостановки вкупе с побегом от полиции.

– Две прежние его попытки самоубийства случились в марте, – парировал Макар. – Все жертвы были тогда живы-здоровы.

– Он останавливал себя у последней черты. Не вышло, его спасли в метро и в больнице. И он отправился убивать, – ответил Гущин.

– Федор Матвеевич, да поймите вы… он не из-за матери, не из-за инцеста и Эдипова комплекса хотел с собой покончить! – воскликнул Макар. – Я вообще сильно сомневаюсь, что существовал какой-то инцест между ними. Не верю я в подобное! Левка жаждал умереть…

– Ну почему, объясни мне, – попросил Гущин. – Ты же лучше его знаешь, чем я.

– Он хотел свести счеты с жизнью от безысходности, – глухо ответил Макар. – Он окончательно сломался, понимаете? Зачем ему совершать серийные убийства, играть с полицией в нового Зодиака, оставлять загадочные послания на трупах, если он вообще не видит смысла в своем дальнейшем существовании? Он трижды пытался перейти Рубикон в вопросе смерти. На берегу, едва начав дышать, он мне сказал: я никого не убивал – только себя.

– И ты ему поверил.

– Есть моменты, когда люди не лгут, Федор Матвеевич.

– Много ты видел в своей Англии, в графстве Суррей и в клубах Сохо, – хмыкнул полковник Гущин. – А я здесь такого навидался.

Макар молчал. Клавдий Мамонтов не вмешивался – слушал их обоих.

– У Кантемирова нет никакого алиби на первую половину вчерашнего дня, встречу его с риелтором в Сколкове проверим, – продолжил полковник Гущин. – Сам район вам ничего не говорит, а? Сколково. Ниточки от Мухиной уходят как раз туда. А Наталья Гулькина – вообще старая знакомая Кантемирова. Налицо его связи со всеми тремя жертвами. Он вырос на кавказской истории о серийных убийствах, он увлекался ботаникой в детстве…

– Да, да, да – он, как и мы, гадал, кто в пятьдесят первом на Кавказе мог оказаться убийцей – дед, бабка или же пастух? Он собирал гербарии, он вырос в семье, где борщевик Сосновского стал наваждением, он знал его свойства. Он пацаном засушивал его белые зонтики… Ваше предположение, Федор Матвеевич, что любовь его матери к жемчугу как-то ассоциировалась у него с белыми цветами борщевика, – тоже против него. Борщевик мы видели на его участке, и руки у него в пятнах! – воскликнул Макар. – Все, все сходится на Левке! Ну полный расклад против него, да?