Книга Девушка из Монтаны, страница 45 – Грейс Ливингстон Хилл

И она, упрямо выпятив подбородок, продолжила путь. Одежда ее износилась, она загорела до черноты. Конь уныло перебирал копытами. Он был не прочь задержаться в некоторых местах, мимо которых они проезжали, а может, и остаться там навсегда, но послушно ступал по всем дорогам, на которые она его направляла, и как мог утешался придорожной растительностью. Он превратился в опытного путешественника. Молотилки пугали его теперь не больше, чем дикие рыси.

В одном месте добрая женщина посоветовала Элизабет отдыхать по воскресеньям. Она сказала, что Господь не жалует тех, кто по Божьим дням занимается тем же, что и в обычные дни, и что, если она не будет делать перерывов в своей скачке, ее ждет неудача. Да и для коня это плохо. Поскольку сказано это было в субботний вечер, то Элизабет осталась у этой женщины на выходной и слышала, как та читает вслух четырнадцатую главу Евангелия от Иоанна. Это стало для нее чудесным откровением. Она вообще не поняла, что это такое. На самом деле, Библия была ей совершенно не знакома. Она не знала, что эта книга отличается от других. Нет, мама что-то там говорила о Библии, но просто как о книге. Она не знала, что это – Книга книг.

Продолжив путь, она предалась размышлениям. Хорошо бы у нее тоже была такая книга. Она запомнила название – Библия, Книга Божья. Значит, Господь написал книгу! Когда-нибудь она ее раздобудет и прочитает.

«Да не смущается сердце ваше…» – послание это запало ее в одинокую невежественную душу. Она повторяла его ночами, когда останавливалась в каких-то неприятных ей домах, или днем, если дорога была трудна или случалась непогода, заставлявшая укрываться где-то в стогу или в заброшенной хижине. Или когда укрыться было негде и она промокала до нитки. А потом выглядывало солнце, одежда на ней высыхала, и ей казалось, что сам Господь говорит ей эти слова – «Да не смущается сердце ваше…»

Каждый вечер и каждое утро она дважды прочитывала «Отче наш» – раз для себя и раз для друга, который отправился в большой мир: казалось, это было сотни лет назад.

В какой-то день она наткнулась на железнодорожный путь. Сердце ее отчаянно забилось. Значит, уже скоро. Потому что железная дорога – это знак Востока, знак цивилизации. Но путь ее по-прежнему был одинок, его пересекало все больше и больше железнодорожных путей, и все больше и больше попадалось ей маленьких городков, разбросанных вдоль извилистых дорог.

У нее вошло в привычку останавливаться на ночь в городках и отправляться в путь ранним утром. К этому времени одежда ее стала такой грязной и рваной, что она стеснялась искать ночлега в хороших местах – боялась, что ее прогонят прочь, и искала прибежища в амбарах или в каких-то жалких домишках. Но люди в этих домишках и сами были невероятно грязны, так что места, где помыться, там не было.

Когда она достигла первого настоящего большого города, она уже потеряла счет неделям и месяцам.

В Чикаго она въехала с высоко поднятой головой, как королева. На своем пути она встречала и индейцев, и ковбоев, так что ей Чикаго? Мили и мили домов и людей, и нет им числа. Ничего, кроме домов, да спешащие куда-то люди, многие из них заняты тяжелой работой. Наверняка это и есть Филадельфия.

Ее внимание привлекло большое красивое здание. Рядом с ним был красивый двор, во дворе девочки перекидывали мяч через веревочную сетку с помощью странных плетеных штук. Элизабет направила коня к обочине и остановилась, наблюдая за игрой. Одна девочка была особенно искусной, она каждый раз отбивала подачу. Элизабет даже воскликнула от восторга, когда девочка отбила особенно трудный мяч. Когда игра закончилась, она с неохотой тронула коня и тут увидела над входной дверью в здание надпись: «Школа для девочек Джейнвей».