Книга Сон на яву, страница 26 – Рада Теплинская

Блеклое медное солнце, пробивавшееся сквозь грязное, давно не мытое окно, не приносило тепла, а лишь подчёркивало неопрятную блеклость обстановки и угрюмость хозяйки, делая атмосферу ещё более гнетущей. Запах затхлости, смешанный с запахом дешёвого мыла и едва уловимыми нотками гнили, щекотал ноздри, усиливая чувство дискомфорта. Эмили чувствовала, как по коже пробегают мурашки, а сердце начинает биться быстрее от предчувствия неприятностей.

— Наконец-то явилась! — процедила миссис Грант сквозь плотно сжатые губы, поморщившись, как от кислого яблока, откушенного после сладкой груши. Её скрипучий и неприятный голос, словно скрежет ржавого металла, резал слух. В нём звучало раздражение, копившееся с самого утра, подобно зловонному болоту, готовому в любой момент выплеснуться бурным потоком упреков и оскорблений. Она стояла, уперев руки в бока, словно хищный ястреб, высматривающий свою беззащитную добычу и готовый в любой момент наброситься на жертву с когтями и клювом. Её худощавая фигура казалась ощетинившейся, словно готовой к нападению.

— А ну живо иди покорми свиней. И принеси побольше дров, нечего тут стоять столбом. Пора начинать готовить ужин, а ты чем занимаешься? Солнце уже клонится к закату, а у нас ещё ничего не готово! Лентяйка! — каждое слово миссис Грант было словно плевок, отравляющий и унижающий.

Нейт Грант, высокий и крепкий парень с широкими плечами и загорелым лицом, сидел боком к двери и, казалось, безучастно наблюдал за происходящим. Он неторопливо пил кофе из облупившейся кружки за грубо сколоченным сосновым столом, покрытым сетью трещин и царапин, хранящих память о бесчисленных обедах и ужинах. Стол, как и вся остальная мебель на кухне — покосившийся скрипучий буфет, шатающиеся стулья, обшарпанный, потрескавшийся комод, на котором давно не меняли облупившуюся краску, — свидетельствовал о скромном, даже скудном достатке семьи и тяжелом, изнурительном труде, необходимом для поддержания жизни. Комната дышала бедностью и усталостью, ощущавшимися в каждой детали. Услышав слова матери, он невольно поднял голову, отвлекаясь от своих невеселых мыслей. В его глазах, обычно светлых и добродушных, отражающих открытость его души, мелькнула мимолетная тень сожаления, обращённая к Эмили, словно искра сочувствия, вспыхнувшая на мгновение в этом море неприязни и угрюмости. Он казался единственным источником света в этой тёмной комнате.

— Я помогу тебе, Эмили, — предложил он, ставя кружку на стол с тихим стуком, нарушившим зловещую, давящую тишину. — Я наколю дров, пока ты будешь кормить свиней. Это тяжёлая работа, особенно для тебя, с твоими тонкими руками и хрупким телосложением. Ты выглядишь уставшей, тебе нужно отдохнуть. — Его слова были тихими, но в них звучала искренность и неподдельная забота.

Миссис Грант поджала тонкие, почти бесцветные губы, превратив их в жесткую, непроницаемую линию, напоминающую натянутую тетиву лука, готовую сорваться в любой момент, и неодобрительно, злобно окинула сына цепким взглядом. Этот взгляд был подобен удару плетью. В нем было и удивление, и раздражение, и зависть, и даже, как показалось Эмили, немного страха — страха потерять контроль над ситуацией, над сыном, над домом, над привычным укладом жизни. Этот взгляд, словно удар хлыста, хлестнувший по спине, заморозил проявление сочувствия Нейта, заставив его невольно съежиться. Он опустил глаза, словно его поймали на чём-то запретном.