Книга Сон на яву, страница 31 – Рада Теплинская

Он сжал ее руку в своей, словно боясь, что она исчезнет, как мираж. И тогда Эмили увидела в его глазах не только сочувствие и родственную теплоту, но и твердую решимость исправить несправедливость судьбы, наверстать упущенное и вернуть Эмили к той жизни, которой она по праву заслуживала. Начиналась новая глава, полная надежд и обещаний, глава, в которой грязный двор пансиона «Забвение» останется лишь кошмарным воспоминанием.

Эмили судорожно пыталась сохранить на лице подобие спокойствия, но за последние месяцы оно превратилось в маску измученности и отчаяния. Бессонница, изматывающее чувство голода, леденящий душу страх, бесконечный поток унижений — все эти факторы сложились в непосильный груз, который давил на нее, словно гранитная плита. Казалось, еще немного, и эта плита раздавит ее окончательно, превратив в бесформенную массу боли и разочарования. За внешней оболочкой сдержанности бушевал ураган эмоций, которые она с огромным трудом контролировала. В ее глазах предательски заблестели слезы — крупные, обжигающие капли, словно пробившие брешь в дамбе, возведенной годами самоконтроля. Эти слезы были не просто влагой, они несли в себе соль горечи, терпкий привкус потерь и едкий дым несбывшихся надежд.

В следующее мгновение Эмили оказалась в объятиях Романа Агилара. Сильные, теплые руки Романа бережно, почти трепетно обняли ее, создав вокруг нее кокон защиты и безопасности, в которых она отчаянно нуждалась. Это были не просто объятия, а долгожданное убежище в бушующем море ее страданий, маяк надежды в беспросветной тьме. Она громко рыдала, задыхаясь от рыданий, и уткнулась лицом в его грудь, дрожа всем телом от нервного напряжения и истощения. Пелена горя застилала разум, словно непроницаемая завеса, высвобождая скорбь и отчаяние, копившиеся в ее душе долгие, мучительно долгие месяцы. В этот момент она позволила себе полностью отдаться на волю эмоций, больше не пытаясь сдерживать боль. Она отпустила все свои страхи, все свои сомнения, позволила себе быть слабой, уязвимой, настоящей.

— Не плачь, дитя моё, — ласково произнёс Агилар, и в его голосе отчётливо прозвучало искреннее сочувствие и неподдельная забота, словно мягкий, успокаивающий бальзам. Он нежно погладил племянницу по мокрым от дождя волосам, стараясь своей теплотой и лаской успокоить её дрожь, подарить ей частичку своего душевного тепла. — Всё будет хорошо. Ты в полной безопасности, так что ничего не бойся. Мы с Антониеттой... Антониетта — моя жена... Мы уже говорили с тобой и решили, что отныне ты будешь жить с нами в «Кипарисовых водах». Я хочу, чтобы ты стала Антониете... как бы сестрой. Сейчас бедняжке тоже нелегко — она ждёт первого ребёнка. Гормональные бури и тревоги по поводу будущего материнства сделали её особенно уязвимой и нуждающейся в поддержке. Она чувствует себя одинокой и потерянной, словно лодка без руля и ветрил в бурном океане. Вот увидишь, мы поможем тебе, а ты — Антониете. Моя жена очень нуждается в близкой подруге, в родственной душе, а когда родится ребёнок, ей понадобится помощь, чтобы ухаживать за ним. Она будет рада разделить с тобой радость материнства, разделить свои переживания и тревоги. Поверь мне, дитя моё, теперь все твои беды позади. Теперь тебе больше никогда не придётся беспокоиться о пропитании и крыше над головой. Больше никаких унижений, никакого страха. Мы позаботимся о тебе. Устроить твою жизнь — самая заветная мечта Мэтью, и раз его, к сожалению, больше нет в живых, я с радостью заменю тебе отца. Я буду твоей опорой, твоим защитником, твоим наставником. Хватит плакать, вытри слёзы. Он достал из кармана белоснежный, накрахмаленный платок и протянул его Эмили, словно предлагая ей символ новой жизни, символ чистоты и надежды, свободной от горестей и лишений.