Книга Сон на яву, страница 50 – Рада Теплинская

Эмили разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, ее неуемное любопытство, словно ненасытный зверь, требовало узнать, чем же все-таки закончилась эта запутанная история, этот клубок тайн и трагедий, который ее дядя Роман только начал распутывать. Ее воображение рисовало мрачные картины, подпитываемые туманными намеками и недосказанностями. Ей казалось, что от разгадки этих событий зависит нечто важное, что эта тайна каким-то образом связана с ее собственной судьбой, с ее будущим в этом новом, незнакомом и полном загадок месте под названием «Кипарисовые воды». Она чувствовала, как призрачные нити прошлого тянутся к настоящему, словно невидимые корни, переплетенные под землей, и жаждала понять, как этот запутанный узел повлияет на ее жизнь, какие тени он отбрасывает на ее новый дом. В ее душе горел огонь, побуждающий к познанию, к раскрытию секретов, спрятанных в глубине веков.

Но, с другой стороны, Эмили испытывала острую неловкость, почти болезненную. Расспрашивать дядю сейчас, когда каждое слово, каждая деталь давались ему с таким трудом, было невыносимо. Она видела, как тяжело ему ворошить прошлое, как воспоминания словно вытягивают из него жизненные силы, оставляя лишь бледную тень былого. Тяжёлый груз вины и сожалений, казалось, давил на его плечи, сгибаясь под своей тяжестью. Ей казалось жестоким ковыряться в его ранах, бередить незажившие шрамы прошлого, заставлять его заново переживать боль и трагедию. Она боялась, что ее любопытство станет для него еще одним ударом, еще одной причиной страдать.

За те три недели, что они провели в долгом путешествии к «Кипарисовым водам» — новому дому Эмили, — между ними установилась тёплая, доверительная связь. Роман оказался добрым, внимательным и интересным собеседником. Он рассказывал ей о мире, о культуре, о самом поместье, стараясь отвлечь её от тягот, связанных с потерей родителей, предлагая ей кусочки красоты и интересные факты, словно драгоценные камни, чтобы хоть немного скрасить её горе. Но всё же то, о чём сейчас рассказывал Роман, казалось ей глубоко личным, не предназначенным для её ушей. Это было его прошлое, его болезненный опыт, который он долго хранил в себе, словно драгоценную, но отравленную реликвию, тщательно оберегая от посторонних глаз. Это был мир, в который она не имела права вторгаться, мир, наполненный болью и трагедией, щедро приправленный разочарованием и потерями. Ей казалось, что она вторгается в его личное пространство, нарушает его покой.

Эмили видела, с какой болью дядя вспоминает события семилетней давности. Морщины на его лице становились глубже, словно выжженные клеймом времени и страданий, а взгляд, обычно такой живой и проницательный, терял привычную искру, угасал, превращаясь в тусклое отражение прошлого, полное тоски и сожаления. Ее сердце сжалось от жалости к этому славному, чуткому человеку, к этому новому близкому человеку, и глаза наполнились слезами сочувствия. Она чувствовала, как его боль отзывается в ней тихим эхом, проникает в самую душу, словно частичка его переживаний перетекает в ее собственную душу, окрашивая ее печалью. Она чувствовала себя невольной свидетельницей его терзаний, бессильным участником давно минувших событий, наблюдающим за трагедией, разыгрывающейся вновь у нее на глазах. Она хотела обнять его, успокоить, но боялась нарушить хрупкую атмосферу, усугубить его страдания.