Книга Битва за сердцееда: Версальский фронт, страница 10 – Натали Карамель

Я остановилась у высокого окна, выходящего в парк. Колетт замерла чуть поодаль, чутко улавливая мое настроение. За окном цвели розы, беспечные и яркие. А я стояла, сжимая холодные пальцы, и чувствовала, как тяжесть бытия — тоска, страх, ответственность — давит на плечи, угрожая раздавить. Но в кармане моего платья лежал крошечный ключик от потайного ящичка, где хранился ответ Клеменс. А на прикроватном столике ждал портрет Лео. А рядом стояла Колетт, готовая запечатлеть мир, который я так отчаянно пыталась удержать от распада. Маленькие светочи в надвигающейся тьме. На них и нужно было опереться. Хотя бы до завтра. Хотя бы до поездки в Домен. Хотя бы до первого известия от Лео.

Но пока — только тишина. Звенящая, давящая тишина. И в ней — бесконечное ожидание. Ожидание шагов в коридоре, стука в дверь, вида королевской печати на конверте… Ожидание хоть какой-то весточки, которая разорвет эту невыносимую неизвестность, даже если она принесет новый удар. Ждать. Просто ждать. И пытаться дышать сквозь камень, лежащий на груди.

Утро. Холодное. Пустое.

Оно прокралось в опочивальню не с рассветом, а с первым леденящим осознанием: его нет. Пространство кровати, огромное и невыносимое, дышало холодом пустоты. Я потянулась рукой — привычное движение, ставшее рефлексом за короткие дни счастья. Встретила лишь выхолощенную простыню, лишенную тепла его тела, лишенную его самого. Вчерашний портрет от Колетт стоял на столике, улыбающийся, живой на бумаге, но неспособный согреть. Он смотрел на меня, а я видела лишь пропасть неизвестности, разделявшую нас.

Где он сейчас? На корабле? Застигла ли его непогода? Доберется ли до Венеции целым? Вопросы, как назойливые осы, жужжали в голове, не давая покоя с самой бессонной ночи. Каждый стук копыт на дороге за окном заставлял сердце бешено колотиться — не он ли? — и тут же гаснуть в горьком разочаровании. Безумие! Как можно было жить в этом веке без телеграфа, без телефона, без мгновенной весточки? Эта невыносимая неизвестность была хуже любой дурной вести. Она разъедала душу кислотой.

Завтрак. Я заставила себя проглотить несколько кусочков, словно жуя вату. Вид солнечных лучей, игравших на серебряных приборах, казался издевательством. Мир сиял, а мой мир был погружен во мрак. Мари, моя верная тень, сидела напротив, ее взгляд был полон немого сочувствия и тревоги. Она понимала. Она тоже рисковала всем, связав свою судьбу с моей.

«Едем в Домен,» — сказала я, отодвигая тарелку. Голос звучал чужим, плоским. — «Здесь я сойду с ума.»

Мари лишь кивнула. Действие. Нам обеим нужно было действие, чтобы не утонуть в тоске.

Дорога пролетела в тягостном молчании. Я смотрела в окно кареты, но не видела пробуждающихся полей, не слышала птичьего гомона. Видела лишь его лицо — то, каким оно было в момент прощания, запечатленное болью и любовью. Чувствовала последнее прикосновение его губ. «Жди». Как же тяжело ждать в этой ледяной тишине!

Домен встретил нас привычным мирным гудением. Воздух пах травами, землей и сладковатым ароматом розовой воды из мастерских. Управляющий, старый преданный Жан, вышел навстречу, его лицо было спокойным, деловитым.

«Ваше сиятельство, все в порядке,» — отрапортовал он без лишних слов. — «Школа — полные классы, учительница довольна. Дневной приют — малыши сыты, довольны, няньки не нарадуются. Плантации лаванды — вид отменный, ждем цветения. Поля…»