Книга Битва за сердцееда: Версальский фронт, страница 12 – Натали Карамель

Вы соизволите прибыть в Версаль в течение трех дней, дабы занять приготовленные для вас апартаменты и принять знаки высочайшей милости и заботы Его Величества.

Мы не сомневаемся в вашей признательности и готовности принять эту королевскую милость.»

Подпись какого-то королевского секретаря. Не его рука. Но его воля. Его месть.

Текст вился перед глазами ядовитыми змеями. «Покровительство». «Защита». «Утешение». Каждое слово — ложь. Каждое слово — ширма. За ними скрывалась жестокая реальность: плен. Пока Лео далеко, король забирал меня. Забирал в самое сердце змеиного гнезда — Версаль. Под свой неусыпный контроль. Чтобы я была у него на виду. Чтобы я была заложницей. Чтобы Лео знал: одно его неверное движение — и со мной случится «несчастный случай» или я навсегда исчезну в каком-нибудь монастыре подальше от глаз.

Это был не приглашение. Это был приказ. Одетый в шелк лицемерия и королевской «милости», но от этого не менее страшный. Петля, затягивающаяся на горле.

Я скомкала письмо, ощущая, как бумага жжет пальцы. Три дня. Всего три дня. Потом — клетка. Золоченая, роскошная, но клетка. В окружении врагов, гиен во главе с де Лорреном, под прицелом холодных глаз короля-паука.

Тишина в карете стала звенящей. Мари смотрела на меня, ее лицо было мертвенно-бледным. Она понимала. Понимала все.

«Елена…» — ее голос был шепотом.

Я подняла голову. Глядя в окно на уходящий золотой день, на мирные поля Домена, которые вдруг стали казаться бесконечно далекими и недоступными. В глазах не было слез. Был только холод. Холод и ярость. Ярость загнанного зверя, понявшего, что ловушка захлопнулась.

«Версаль,» — произнесла я четко, ледяным тоном, глядя на золоченую петлю в своем кулаке. — «Король зовет в гости, Мари. Надо собираться.»

Покой Домена остался позади. Впереди был только Версаль. И звенящая тишина, наполненная теперь новым, смертоносным смыслом. Тишина перед боем. Тишина перед тем, как войти в самое логово льва.

Карета въехала во двор Шато де Виллар, и тяжесть, казалось, въехала вместе с ней, осев у меня на плечах камнем. Версальский приказ жег в кармане, как раскаленный уголь, впиваясь в бедро сквозь тонкую ткань платья, словно клеймо. Солнце клонилось к закату, окрашивая стены в кроваво-багряные тона — зловещий закат для зловещего дня.

Я прошла в кабинет, вспоминая портрет Лео. Улыбка на бумажном лице теперь казалась не успокоением, а упреком. На его любимом кресле у окна лежала забытая книга, раскрытая на середине — немой укор моему бессилию. Я не смогла его защитить. Не смогла остаться рядом. Мысль о корабле, бороздящем неведомые моря, о бурях, пиратах, о коварстве венецианских дожей… Сердце сжалось так, что перехватило дыхание, и пустота под ребрами заныла, как от свежей раны. Мари, словно читая мои мысли, молча поставила на стол графин воды и вышла, оставив наедине с гнетущей тишиной и невыносимой неизвестностью.

Что делать? Вопрос висел в воздухе густым маревом. Версаль. Ловушка, замаскированная под милость. Но приглашение — это приказ. Ослушаться — мгновенная казнь или монастырь на краю земли. А значит — собираться. И собираться умно.

Я упала в кресло, стиснув виски пальцами. Мысли метались, пытаясь найти опору в этом хаосе.

Свита. Кого брать? Кого оставить?