Книга Битва за сердцееда: Версальский фронт, страница 24 – Натали Карамель

— Вы, несомненно, задаетесь вопросом, — начала она, аккуратно отделяя крохотный кусочек хлеба, — почему я первой пожелала вас видеть. Не маркиза де Монтеспан с ее салоном, не герцогиня такая-то… А именно я.

Я собрала всю осторожность.

— Я сочла это… проявлением любезности к новоприбывшей, мадам. И знаком расположения.

Краешек ее губ дрогнул — не улыбка, а скорее тень понимания наивности.

— Любезность? Расположение? Милая герцогиня, в Версале каждое движение руки, каждое слово, даже пауза между ними — это ход. В Большой Игре. Здесь не бывает просто любезностей. — Она отпила из хрустального кубка с чистой водой. — Его Величество… не счел нужным посвятить меня в детали вашего внезапного появления здесь. А когда Король хранит молчание, это означает одно из двух: дело либо исключительно деликатное… либо исключительно личное. — Ее пронзительный взгляд впился в меня, выискивая трещину.

Внутри все сжалось. Я опустила глаза на свои руки.

— Если бы я сама знала ответ, мадам, мой сон был бы спокойнее.

— Неужели? — Брови мадам де Ментенон изящно поползли вверх. — Мне донесли… — она сделала паузу, давая слову «донесли» обрести нужный вес, — …что герцог де Лоррен публично, с большой пылкостью, просил вашей руки на балу. И что граф де Виллар… опередил его. Столь стремительно. И что сразу после венчания новоиспеченного мужа отправили с важным поручением в Венецию столь внезапно.

Холодная игла пронзила меня насквозь. Она знает всё. Каждый шаг.

— Да, мадам, — ответила я тихо, но твердо, глядя ей в глаза. — Все так. Но неужели мой брак и… неприязнь герцога… достаточная причина для такого особого внимания со стороны Короля? Для того, чтобы я оказалась здесь… без мужа?

Мадам де Ментенон отрезала тончайший ломтик сыра, ее движения были хирургически точны. — В Версале браки редко бывают лишь союзом сердец, мадам. Особенно когда замешан Лоррен. — Она положила сыр на хлеб, не спеша. — Унижение такого калибра… не прощают. Оно требует… сатисфакции. Или компенсации.

По спине пробежал ледяной пот.

— Вы полагаете, я… представляю угрозу? Или цель? — вырвалось у меня.

— Угрозу? — Она мягко покачала головой, и в ее глазах мелькнуло что-то, почти похожее на… жалость? — Нет, милое дитя. Вы — не угроза. Вы — пешка. Кто-то передвинул вас на доске. И пешкам, — она посмотрела на меня с неожиданной прямотой, — редко объясняют правила игры, в которую их втянули.

Я замерла, ловя каждое слово.

— А правила? Каковы они, мадам?

Она отложила нож. Ее лицо стало жестче, а голос понизился до шепота, отчего слова обрели еще большую значимость.

— Если Король пожелал видеть вас здесь, значит, вы ему нужны. Для чего-то. Пока вы не поймете для чего, самое мудрое — не выбиваться из роли. Играйте. Играйте по правилам Версаля. Смотрите, слушайте, молчите, когда нужно. Будьте… безупречны. — Она сделала паузу, ее взгляд стал пронзительным. — И тогда… возможно, ваш граф де Виллар вернется из Венеции. Живым и невредимым.

Воздух вырвался из легких, словно от удара. Живым?

— Вы говорите так… словно его жизни уже угрожает опасность? — прошептала я, и голос предательски дрогнул.

Мадам де Ментенон отпила воды. Ее лицо снова стало непроницаемой маской.

— Всякому, кто попадает в фокус внимания Короля, дорогая, угрожает опасность. Видимая и невидимая. Но благоразумие, — она подчеркнула слово, — и безупречное поведение… могут стать лучшей защитой. Для вас обоих.