Книга Летний сад, страница 29 – Полина Саймонс

Дети шумно играли, а взрослые ловили рыбу и выращивали овощи в огороде. У кого-то были коровы, у кого-то козы; они меняли огурцы на молоко, молоко на зерно; мололи рожь и сами пекли хлеб. Куры несли яйца, которые меняли на чай у горожан, и время от времени кто-то привозил из Ленинграда сахар и икру. Шоколад был таким же редким и дорогим, как бриллианты, и потому, когда отец Татьяны (который недавно по служебным делам ездил в Польшу) спросил детей, что им привезти, Даша тут же сказала: «Шоколад!» Татьяна тоже хотела сказать «шоколад», но вместо того произнесла: «Может быть, красивое платье, папа?» Она донашивала одежду за сестрой, и она ей была велика.

– ТАТЬЯНА!

Голос Даши несся со двора.

Неохотно повернув голову, Татьяна недоуменно посмотрела на сестру, стоявшую у калитки, упираясь ладонями в широкие бедра.

– Да, Даша? – негромко произнесла она. – В чем дело?

– Я тебя уже десять минут зову! Охрипла от крика! Ты меня слышала?

Даша была выше Татьяны и полнее; ее непослушные волнистые каштановые волосы были связаны в хвост, карие глаза негодовали.

– Нет, не слышала. Может, надо было кричать громче.

– Где ты была? Ты два часа пропадаешь – и это чтобы принести молоко через пять домов по дороге!

– А где пожар?

– Прекрати! Я тебя жду.

– Даша, – философски заметила Татьяна, – Бланка Давидовна говорит, что Христос благословляет терпеливых.

– Ох, ты умеешь зубы заговаривать, хотя ты – одна из самых нетерпеливых особ, кого только я знаю.

– Ладно, скажи это корове Берты. Я ждала, пока она вернется с пастбища.

Даша забрала у Татьяны бадейки.

– Берта и Бланка тебя накормили, так?

Татьяна округлила глаза:

– Они меня накормили, они меня поцеловали, они прочитали мне проповедь. А сегодня даже не воскресенье. Так что я сыта, чиста и едина с Господом. – Она вздохнула. – В следующий раз можешь сама пойти за молоком, нетерпеливая язычница.

Татьяне оставалось три недели до четырнадцати лет, а Даше в апреле исполнился двадцать один. Даша считала себя второй матерью Татьяны. Их бабушка видела в себе третью мать Татьяны. Старые леди, дававшие Татьяне молоко и беседовавшие с ней об Иисусе, думали, что они четвертая, пятая и шестая матери. Татьяна чувствовала, что ей вряд ли нужна даже та одна раздражительная мать, которая у нее имелась, – к счастью, в данный момент она находилась в Ленинграде. Но Татьяна знала, что по той или иной причине эти женщины, сестры, другие люди ощущали потребность быть ей матерями, удушать ее своей заботой, сжимать в сильных руках, заплетать ее пушистые волосы, целовать ее веснушки и молиться за нее Господу.

– Мама оставила на меня заботу о тебе и Паше, – авторитетно заявила Даша. – И если ты не желаешь этого признавать, я не расскажу тебе новости.

– Какие новости? – Татьяна подпрыгнула на месте. Она любила новости.

– Не скажу.

Татьяна запрыгнула на крыльцо, следом за Дашей вошла в дом. Даша поставила на пол бадейки. Татьяна, в детском летнем сарафане, бросилась к сестре и обняла ее, и та чуть не упала, прежде чем смогла восстановить равновесие.

– Не делай так! – не слишком сердито сказала Даша. – Ты уже слишком большая.

– Я не слишком большая.

– Мама меня убьет, – сказала Даша, похлопывая Татьяну по спине. – Ты только то и делаешь, что спишь, читаешь и не слушаешься. Ты не ешь, не растешь. Ты посмотри, какая ты маленькая!