Книга Летний сад, страница 342 – Полина Саймонс

– Хорошо. Хорошо. Просто…

Ему нужно было, чтобы она встала, и она постаралась, держась за перила и кое-как подняв себя на ноги. Она стояла, маленькая, испуганная и дрожащая перед ним, потным, огромным, обезумевшим, и она сделала то единственное, что делала всегда, когда не знала, как что-то изменить к лучшему, но когда хотела его успокоить, утешить, привести невозможное к терпимому уровню. Татьяна медленно развела руки.

– Вот я, Шура, – прошептала она, подняв голову, протягивая к нему ладони. – Вот я. Хорошо? Я больше не кричу.

– Да, ты просто образец добродетели, – сказал Александр, отворачиваясь. – Спокойная, легкая как перышко. – Но он все же отступил, на шаг-другой. Его руки вцепились в перила. – Почему ты здесь? Тебе, скорее всего, больше нечего сказать. Ты уже все сказала, выложила до конца все, что только могла, черт побери. Надеюсь, ты гордишься собой. Надеюсь, ты теперь радуешься.

Татьяна не знала, что сказать. «То, что я говорила… ты ведь знаешь, я этого не имела в виду, – неслышно произнесла она, лишь ее губы слегка шевелились. – Мне просто было больно…»

Он не услышал. Она не могла говорить и стоять одновременно, у нее едва хватало сил на что-нибудь одно. Надеясь, что это не разозлит его снова, она шептала: «Тсс, тсс…» – снова опускаясь на пол. Александр дышал с трудом, и она старалась вернуть себе голос.

И наконец он вернулся.

– Это твой дом, – сказала Татьяна. – Я больше не повторю, чтобы ты ушел из него. Не надо ломать мебель, которую ты создал своими руками…

Для этого было уже слишком поздно. Все деревянные вещи, которые он сделал для террасы, исчезли, кроме одного-единственного стула в углу.

– Уйду я, – продолжила Татьяна. – Заберу Энта, и мы уйдем. А потом я подумаю, что делать.

Ее губы скривились, она опустила голову.

Он тоже скривился. Обе его руки крепко держались за перила.

– Понятно. Значит, ты не во всем разобралась. Ты все еще думаешь, что какое-то зло осталось. – Он кивнул. – В тебе просто бездонная яма, а? – Он помолчал. – Что дальше? Ты собираешься мне сказать, что заберешь Энтони и будешь жить с твоим чертовым доктором, пока не определишься, что делать дальше?

Его глаза превратились в озера отчаяния; он стоял, глядя на Татьяну, как будто ожидая ответа. Но она молчала. Не произнесла ни звука.

Испустив короткий недоверчивый вздох, он сказал:

– Так чего ты ждешь? Хочешь, чтобы я помог тебе собрать вещи? – Его голос дрожал. – Или сначала дать тебе руку, чтобы помочь встать?

Татьяне хотелось подняться самостоятельно, не прося его, но она не могла. Она не знала, что делать. У нее не получилось бы встать без помощи Александра. А на этом, понимала она, все закончится. Она знала, что беспомощна перед ним, что у нее даже гнева как оружия не осталось. Она вполне могла быть нагой перед ним. Она сидела и считала удары собственного сердца.

– Я оставляла тебя по пятницам, полностью доверяя и любя, – сказала она наконец, окончательно ломаясь. – Веря, что ты не собьешься с пути, даже если я не буду стоять над тобой, сторожа каждую минуту.

– Я знаю свой чертов путь, – сказал Александр. – Я напился до чертиков, когда добрался до госпиталя, до тебя, потому что нуждался в спасении, и что ты сделала? – Он заговорил тонким голосом, передразнивая ее: – «Мне надо идти, Шура, я должна позаботиться о тех, кто действительно нуждается в этом, Шура; разве ты не можешь проявить понимание, Шура; я работаю, работаю, работаю, так что катись к черту, Шура».